– Давай тоже немного отдохнём, – обратился он к парню. Он заметил, что черноволосый, повернувшись боком, смотрел в темноту, а на его лице появился страх. – Кто-то идёт? – Шёпотом спросил он. – Эй, я к тебе обращаюсь! – Не видя реакции, он дёрнул юношу за плечо.
Тот вздрогнул, словно вырванный из летаргии.
– Нет, господин, никого, – быстро сказал он.
Инквизитор был точно уверен, что к ним никто не приближается. Не слышал шагов или звуков разговора. Но парня что-то напугало.
– Рассказывай! – Приказал он твёрдо.
Но когда увидел его ожесточённое лицо, уже знал, что ни просьбами, ни угрозами ничего от него не добьётся. Он тихо выругался себе под нос и отпустил плечо черноволосого. Сел между стволами, прислонился к ним поудобнее, стараясь, однако, занять позицию, позволяющую в любой момент вскочить на ноги. Одним из элементов его обучения было умение спать с открытыми глазами, одновременно замечая все происходящие рядом события. Этот сон не был настолько освежающим, как обычный, но приносил некоторое расслабление и прибавлял сил. Впрочем, постороннему наблюдателю могло показаться, что инквизитор вообще не спит, а только внимательно смотрит в одну точку.
Он очнулся, когда над холмами уже поблёскивал первый ряд розовых облаков. Но не приход рассвета вырвал его из сна, а стон сидящего в нескольких шагах от него парня. Черноволосый стоял на коленях на земле, а кровь брызгала из его носа и рта. Инквизитор в первый момент подумал, что кто-то ранил его в спину, но почти сразу понял, что парень застыл в болезненном трансе. Его широко раскрытые глаза были полны страха и боли, и, казалось, смотрели в пространство, на самом деле ничего не видя. Он сжал кулаки так сильно, что кровь текла из израненных ладоней. Ловефелл по опыту знал, что, вырывая черноволосого из транса, может ему только навредить, возможно, даже убить. Поэтому он сел рядом, не обращая внимания, что пачкает кафтан кровью, и начал нежно говорить с ним, одновременно освобождая успокаивающую силу исцеляющей тело и душу молитвы. По мере того, как он говорил, мальчик, казалось, успокаивался. Он по-прежнему был погружён в боль, но инквизитор чувствовал, как отступает парализующий его страх. И, наконец, безжизненное тело упало ему в руки.
– Боже, – выдавил черноволосый, и его вырвало под себя.
Он весь дрожал, словно в холодный день вылез из холодной ванны. Ловефелл уже неоднократно видел подобные симптомы и подобный ход транса. Парень, видимо, сумел освободить свою душу, чтобы она поднялась над телом и достигла опасных просторов иномирья. Это была уникальная и очень опасная способность. Уникальная, поскольку после соответствующего обучения давала необыкновенные возможности, и опасная, между прочим, потому, что каждое её использование было связано с угрозой для жизни. Черноволосый, видимо, не мог контролировать это умение, и, скорее всего, не отдавал себе отчёта, чего может благодаря ему достичь. Наверное, оно была для него всего лишь страшным недугом, как приступы падучей для больных эпилепсией. Ловефелл знал, что никто не в состоянии выдержать подобных приступов, если не получит знания об их природе и не научится защищаться от подстерегающих в иномирье угроз.
– Что ты видел? – Спросил он. – Там, где ты был...
Парень поднял на него переполненные болью и залитые слезами глаза.
– Чудовища, – прошептал он. – Там повсюду чудовища. Они смотрели на меня... – Он начал дрожать так сильно, что не мог соединить ладони.
– Казалось, они сотканы из чёрного дыма, так? – Парень надолго замолчал.
– Вы знаете, господин?
– Знаю, – ответил Ловефелл. – Но ты должен подробно рассказать мне, что ты видел.
Он внимательно слушал рассказ черноволосого и с каждой минутой всё сильнее поражался и, одновременно, всё сильнее радовался. Поражался, ибо из рассказа следовало, что мальчик пережил уже несколько путешествий в иномирье, что, по всем правилам, было практически невозможно. А радовался тому, что, оказалось, он привезёт Инквизиции не только Анну-Матильду, но и другую добычу. Неизвестно ещё, насколько он ценен, но, определённо, он подавал большие надежды.
