Одно глобальное обстоятельство способствует этому возникновению – это очевидный конец эпохи Модерна, реабилитация религиозного мировоззрения в Постмодерне и затянувшийся кризис последнего. Мы вступаем в постсекулярную эпоху, которую предрекал Николай Бердяев, называя её «Новым Средневековьем» и, одновременно, в эпоху нового подъёма России, бывшей в XX веке главным оплотом секуляризма в мире, а теперь ставшей последним оплотом консервативных ценностей в Европе.
Главной идейной интригой ближайших лет будет вопрос о том, какая версия русского консерватизма окажется доминирующей и определяющей лицо России в XXI веке. В связи с этим необходимо заметить, что у иных русских консерваторов есть вполне предсказуемый соблазн «списать» свою идеологию с западных образцов, особенно в надежде на понимание американских и западноевропейских правых. Идея такого прямолинейного копирования могла бы быть вполне оправдана, если бы западный консерватизм во всём отвечал основам православного мировоззрения и нужно было бы только перенести его политическую проекцию на отечественную почву. Но, к сожалению, западный консерватизм, в особенности американский, по ряду существенных параметров расходится с православным мировоззрением не меньше, чем западный либерализм и западные левые, а следовательно, расходится с самим Христианством.
Западный консерватизм, возникнув как идеология реакции на вызов Модерна, в итоге стал одной из идеологий самого Модерна, существующей только в контексте взаимодействия с этими идеологиями. В отличие от западного консерватизма, русский консерватизм преимущественно стремится быть политическим выражением православного мировоззрения, и хотя он испытал серьёзное влияние различных исторических контекстов (романтического, петербургского, советского, либерального и т. д.), он всё равно пытается сохранить основную путеводную нить во всех тупиках и закоулках – православное вероучение. Этому способствовал Московский Патриархат, утвердивший на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года беспрецедентный документ – «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», где общецерковная позиция по всем основным социальным вопросам изложена достаточно объёмно.
Если сравнивать западный, особенно американский консерватизм, и русский консерватизм, то можно обнаружить следующие принципиальные отличия.
1. Экология. Отношение к природе в западном консерватизме сведено к чисто утилитарному восприятию мироздания как средства для насыщения и развлечения человека, поэтому излюбленным хобби западных правых является охота, в то время как с православной точки зрения человек может покуситься на жизнь любого животного только в целях безопасности и выживания, помня о том, что «вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8:23) по вине человеческого грехопадения. Русский консерватизм экологичен, потому что воспринимает природу как творение Божие и дар Божий человеку.
2. Война. В западном консерватизме очень заметны апология агрессии и насилия и оправдание откровенного милитаризма, без которого консервативный стиль Запада просто непредставим. Эта тенденция обнаружила себя во время Крестовых походов и создания военно-монашеских орденов, неизвестных восточному православию. В отличие от Запада и исламского мира, Византия не знала культа воинов и воспринимала любую войну как вынужденную меру, которую нужно по возможности избегать. Русский консерватизм очень слабо поддаётся милитаристской романтике и любую победу празднует как освобождение от врага, а не подавление его.
3. Национализм. Хотя западные консерваторы могут говорить, что они не националисты, но весь сегодняшний расизм и этнонационализм – либо англо-американского, либо германского происхождения, а главная тема западного консерватизма – это борьба с этнической иммиграцией. Ни византийцам, ни русскому народу не свойственен национализм, а борьба с этнической иммиграцией, при всей серьёзности этой темы, не может составить основную политическую повестку русского консерватора. Русский консерватизм воспринимает человечество как единое многополярное целое, где все народы и страны имеют право на свой собственный, уникальный уклад, из чего не следует, что все они исповедуют Истину.
