Приключение с экзотической красоткой (в том, что он имел дело с красоткой, Гусев не сомневался) нравилось ему всё больше. Несомненно, думал он, надо будет нагрянуть к ней ещё разок… Ему чертовски захотелось общения с женщиной.
Едва поднявшись к себе в квартиру, он подошёл к телефону и позвонил Берёзкиной.
— Как дела?
— Так, ничего, до вечера свободна.
— Успех не за горами?
— Ещё сама толком не поняла. Всё так быстро…
— А на личном фронте?
— Я с ним не сплю.
— Никаких поползновений?
— Брось, человек конкретно помешан на своём деле.
— Какое разочарование.
— Глупость какая. За кого ты меня вообще принимаешь? Будто мне не с кем встречаться.
— С кем? — мурлыкнул Гусев.
— Кое с кем, — мурлыкнула Берёзкина.
— Ну, так я жду?..
— Ну так жди…
После того, как Гусев получил всё, что хотел, присутствие любовницы начало его тяготить. Так бывало всегда, Берёзкина это чувствовала и назло не уходила.
— А во сколько у тебя это… — сказал он будто рассеянно после долгой паузы и потянулся за сигаретами, — деловое свидание?
— А я не тороплюсь, — ответила Берёзкина, помолчав.
Гусев покурил, помолчал, зевнул, встал и, сверкнув голой задницей, прошагал в туалет. Потом ещё минут десять стоял под душем. Ему хотелось есть, пить, спать, смотреть телевизор… Он решил как-нибудь уже более решительно намекнуть, что дела. Вышел из ванной, решительно запахнулся в халат… и вдруг встретился с глазами Берёзкиной. В её руках была мятая бумажка, в глазах — паника.
— Что это?.. — сказала она.
— Это? Что это? — повторил Гусев, перепугавшись.
— Откуда? Кто это написал?
— Н-не знаю.
— Я подняла с пола. Это выпало у тебя из кармана, когда ты раздевался.
Гусев понял: та самая записка на «суахили».
— И что там написано? — поинтересовался он, усаживаясь в кресло. Немного расслабился, открыл пиво, поднёс горлышко к губам. Не могла же, на самом деле, Берёзкина владеть африканскими языками.
— Не знаешь, что написано?
— Прочти, пожалуйста.
— Про-вер-са на вса-кий слу-чай.
— Что?! — поперхнувшись, Гусев облил себя пивом.
— Английскими буквами.
Вот этого юмора он с бодуна даже не понял.
— Что?.. Дай!
Выхватив бумажку, впился глазами в закорючки, а кадры уже мелькали дальше: анализ крови, СПИД, огласка, долгая смерть прокажённого в одиночестве.
Вдруг его оглушил удар, другой, третий… Сначала ладонями, потом кулаками… Гусев скрючился и сгруппировался; теперь удары приходились по рукам и затылку.
— Ой-йоо!.. — вскрикнула Берёзкина, отошла и затрясла рукой. Тв-варь…
Голова оказалась твёрже кулака.
— Ну всё, — сказала она и стала быстро одеваться. — Если триппер — тебе не жить. Понял? — она схватила его за волосы и подняла лицо к свету.
— Сейчас пойду… сегодня… завтра проверюсь.
Берёзкина плюнула ему в глаза и вышла, сильно хлопнув дверью.
— Если триппер, чего ж не жить… — пробормотал Гусев. — Жить или не жить — вот вопрос…
Кира была женщиной, закалённой в боях. Если бы её, условно говоря, откуда-нибудь выгнали и хорошенько попинали ногами, она бы просто встала, отряхнулась, вытерла платочком кровь под носом — и начала всё с начала.
У Гусева не было опыта серьёзных неприятностей, по крайней мере таких, какие напрочь вышибают из седла людей слабовольных. Он не был трусом и мог порисоваться перед самим собой и зрителями в условиях, опасных для жизни. Но тут он запаниковал. В долгом, позорном и мучительном умирании, когда тело отказывается подчиняться и гниёт заживо, нет места для куража. Это не какая-нибудь дуэль на шпагах или даже рулетка наедине с собой, с пулей в барабане.
И он твёрдо решил жить не более месяца, если анализ крови покажет, что всё плохо.
