только характер, но и внутренний мир портретируемого и даже его политические симпатии и
взгляды.
Ту же цель – вскрыть существенные стороны действительности преследовал Ван Гог и
работая над пейзажем и натюрмортом.
Винсент еще в голландский период пришел к твердому убеждению, что настоящий
художник не копирует действительность, а воспроизводит ее на полотне, руководствуясь своим
чувством. Поэтому цель художника «научиться рисовать не руку, а жест, не математически
правильную голову, а общую экспрессию движения. Например, уметь показать, как землекоп
подымает голову, когда переводит дух или разговаривает. Короче говоря, показать жизнь».
Эти переработки и изменения действительности предпринимаются художником, по
мысли Ван Гога, во имя идейной выразительности художественного произведения, во имя того,
чтобы подчеркнуть в картине основное, существенное, главное. Винсент был верен этому
методу и во французский период: «Я пытаюсь сейчас, – пишет он в 1888 г. из Арля, –
преувеличивать существенное и намеренно оставляю едва намеченным все второстепенное».
Более того, именно во французский период этот метод получит дальнейшее развитие и приведет
художника к тому, что впоследствии будут называть «экспрессионизмом Ван Гога».
В одном из писем 1886 г. Винсент писал о Делакруа: «Он работал над обновлением
страсти». Эти слова могут быть отнесены и к самому Ван Гогу. Художник настойчиво искал
более прямой и непосредственный путь к сердцу зрителя. Он стремился создать такой
художественный язык, который был бы в состоянии передать необычную интенсивность
переживания действительности самим живописцем. И Ван Гог увидел возможность этого в
усилении эмоциональной выразительности колорита и в повышении экспрессии рисунка.
Примеры того и другого он нашел в прошлом у того же Делакруа и у японских графиков. Ван
Гог считает, что художник вправе более произвольно пользоваться цветом и повышать
напряженность линий, если таким путем он получает лучшие возможности «наиболее полно
выразить себя». «Допустим, мне хочется написать портрет своего друга-художника, – поясняет
Ван Гог свою мысль примером, – у которого большие замыслы и который работает так же
естественно, как поет соловей, – такая уж у него натура. Этот человек светловолос. И я хотел
бы вложить в картину все свое восхищение, всю свою любовь к нему. Следовательно, для
начала я пишу его со всей точностью, на какую способен. Но полотно после этого еще не
закончено. Чтобы завершить его, я становлюсь необузданным колористом. Я преувеличиваю
светлые тона его белокурых волос, доходя до оранжевого, хрома, бледно-лимонного. Позади
его головы я пишу не банальную стену убогой комнатушки, а бесконечность – создаю простой,
но максимально интенсивный и богатый синий фон, на какой я способен, и эта нехитрая
комбинация светящихся белокурых волос и богатого синего фона дает тот же эффект
таинственности, что звезда на темной лазури неба».
Напряженная, можно сказать, исследовательская работа в области цвета началась у Ван
Гога еще в Голландии, когда у него зародилась мысль о самостоятельном выразительном
значении цвета. «В красках заложены скрытые созвучия и контрасты, которые взаимодействуют
сами по себе и которые иначе как для выражения настроения нельзя использовать». В Париже, в
краткий период увлечения импрессионизмом, а затем и пуантилизмом, он на время оставил эту
мысль. Его увлекли представления импрессионистов о свете и цвете, теория дополнительных
цветов Сера и Синьяка, «ореолы» и техника дивизионизма. Но и у импрессионистов, в
частности у Писсарро, он прежде всего подметил, что «следует смело преувеличивать эффекты,
создаваемые контрастом или гармонией цветов».
И, наконец, в Арле, когда художник, преодолев влияние импрессионистов, возвратился к
взглядам, приобретенным еще в Голландии, он опять извлекает на свет свою старую идею о
психологичности цвета.
«Я постоянно надеюсь совершить в этой области открытие, например выразить чувства
двух влюбленных сочетанием двух дополнительных цветов, их смешением и
противопоставлением, таинственной вибрацией родственных тонов. Или выразить
