Сам бы он просто выбросил те шишки — в конце концов, это же страна сосен, где шишками покрыта вся земля! — но Милли настояла, чтобы отвезти их в начальную школу в Сидервилле.
— Дети обожают их раскрашивать, — объяснила она ему, глядя на него из-под козырька голубой рыбацкой кепочки, которую часто надевала. — Малышам просто нравится возиться с красками и кисточками, а некоторые из более старших делают красивые елочные украшения.
Милли многому его научила за то короткое время, пока они были рядом. Про природу. Про бизнес. Про общение. Однако то, что касалось общения, на самом деле ему плохо подходило. Ради Милли он осенью снова отвезет шишки в школу — будет это делать каждую осень, — но более тесного контакта с местными он не планировал.
Как раз в эту минуту Кинг, немецкая овчарка, которую он забрал у равнодушного хозяина в Айдахо, поднял голову с вязаного половика, на котором имел привычку дремать. Он шумно вздохнул и посмотрел за окно, где теперь тоже увидел кролика.
— Ш-ш! — тихо сказал Роб, приподнимая руку.
Кинг собирался разразиться лаем, но мягкое напоминание заставило его сохранить тишину.
Однако легкого движения собаки — даже за стеклом — оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание кролика настолько, чтобы он повернул свою коричневую головенку к окну.
Роб знал, что кролику в окно ничего толком не видно, однако чувства говорили ему противоположное. Ему казалось, будто их взгляды встретились. Будто два одиноких существа молча общаются. С животными ему было гораздо проще, чем с людьми. Животные ведь вас не судят.
Когда в дверь громко постучали, Роб вздрогнул и проводил взглядом стремительно убегающего за деревья кролика.
Кто, к черту, мог прийти и колотить ему в дверь? Кажется, за все месяцы, которые он здесь прожил, этого никто ни разу не делал.
Стук раздался снова. На этот раз даже громче. Можно подумать, его считают глухим!
После нового стука в дверь Роб отложил карандаш и решил, что если это действительно кто-то, на кого он собирается работать, то ему все-таки следует ответить. Он не любит общаться, но он — профессионал.
И в этот момент женский голос прокричал:
— Эй! Вы дома?
Ха! Женщина. Которая считает его глухим.
Проклятие! Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги и осмотрел себя. На нем были одни только джинсы: рубашку он так и не собрался надеть. Тем хуже для нее. Незваной гостье придется с этим мириться. Если ему повезет, то, может, это ее спугнет. И тогда она, вероятно, расскажет остальным горожанам, какой он невежа, раз открывает дверь в таком виде, и это избавит его от новых нежеланных гостей.
Он прошел к двери, распахнул ее и обнаружил там девицу с прошлого вечера. Ту пьяненькую красотку с громадным чемоданом. Вокруг шеи у нее был большой пушистый воротник, на темно-русые волосы была надета какая-то кокетливая косынка, а темные очки скрывали от него ее глаза. Он изумленно моргнул и настороженно посмотрел на нее. Это было ему совершенно ни к чему!
Темные очки быстро переместились с его груди на лицо, а потом она адресовала ему улыбку.
— Доброе утро.
Его слабая попытка ответить звучала скорее как невнятное ворчание, но его это нисколько не волновало. Если ему повезет, она быстро уйдет.
Он понял, что его реакция застигла ее врасплох: она судорожно сглотнула и, переступив с одной ноги на другую, снова переместила темные очки с его торса к его глазам. Почему, черт подери, его вообще волновало то, что он ее глаз не видит?
— Я не успела вчера вас поблагодарить, — сказала она. — Так что… спасибо вам.
— На здоровье, — отрывисто бросил он и шагнул назад, собираясь закрыть дверь. И страшно изумился, когда она приложила к двери ладонь, чтобы ему помешать.
— Это не все.
Не все? Чудесно!
— Что еще?
— Ну, меня зовут Линдси Брукс. Как я поняла, вы знали мою двоюродную бабушку Милли.
О, черт! Ну, нет! Не может быть. Спустя столько времени? Это ему действительно ни к чему.
— Так это вы Линдси Брукс?
Он скрестил руки на груди.
Она кивнула — как он решил, слишком жизнерадостно.
— Вы знаете мою колонку?
— Вашу — что?
Он понятия не имел, о чем она говорит.
Но она хотя бы, наконец, подняла руку и сняла чертовы очки, открыв голубые глаза. Накануне вечером он их цвета не разглядел.
