Мой отец!.. Лили! Оба вместе явились предо мной, но я первого почти не узнал и не замечал. К ней, к ней устремился мой взор к ней хотел я броситься и рвался в бессилии!
Как она была хороша в своем белом одеянии в сиянии... какой свет играл в ее глазах, в улыбке, в сердце ее... Я теперь видел все ясно. Да, да, она любила меня, как только могла любить своей ясной, чистой душой, и теперь еще она думала обо мне, поджидала меня, но без тревоги, без волнения и мучения. Мучение только для меня несчастного, утратившего все это блаженство!
Эта уверенность, что она любила меня, которой я жаждал, от которой ждал я утешения, она-то и усилила мою скорбь, мое отчаяние! "Все ты утратил невозвратимо", - смеется надо мной внутренний голос... Лили, Лили! Вернись ко мне! Лили! Возьми меня! Но неумолимая действительность напоминает мне, что все погибло для меня безвозвратно, что ничто уже не вернется, что нечего мне более ожидать. О! Зачем, зачем узнал я любовь ее! Там на земле она дала бы мне счастье... а теперь к чему, когда все миновало, когда нет надежды?.. Лучше бы не знать, что я потерял... С криком и воплем упал я на землю!
Двадцать четвёртое письмо
Случалось ли тебе испытывать желание бежать куда-то, ты сам не знаешь куда, далеко, от себя, от своих мыслей, чтобы избавиться от гнетущего отчаяния? Бежать, куда глаза глядят, чтобы найти облегчение, успокоение? Я в это последнее время испытываю желание бежать, скрыться, оставить за собой отчаяние, но мы здесь делаем не то, что хотим, а к чему принуждены, и меня какая-то неведомая сила влекла к бездне, разделяющей рай от ада. Я бежал в пропасть, не обращая внимания на встречающиеся мне предметы, и не знаю, что остановило меня, почему я не бросился в пучину. Я смотрел на омут, отделяющий меня от блаженства, жадными глазами, стараясь измерить его расстояние, но здесь нет ни времени, ни пространства, - все бесконечно, все безгранично!
Описать тебе эту бездну нет возможности. Я порывался броситься в нее, но что-то удержало меня. Кто знает? И она, может быть, не более, как призрак, как все в аду! Может быть, ее и не существует, и мне показалось только, что передо мною пропасть безграничная, как безграничен океан? Медленными шагами я пошел обратно, и вдруг моим глазам предстал человек с веревкой на шее и тридцатью серебряными монетами в руке. Я тотчас узнал Иуду Искариота. Он бродит по аду, желая избавиться от окровавленных денег, которые ему жгут руку. Он отбрасывает их, но они возвращаются, и он повторяет отчаянным шепотом: "Что нам до того? Смотри сам!" Он, говорят, все старается подкрасться к кому-нибудь сзади, чтобы кинуться ему на шею. Одни думают, для того, чтобы вторично повеситься и удачнее, чем это сделал он на земле, другие полагают, что он ищет христианина, который отдал бы ему тот поцелуй, которым он продал Христа. Но кто же пожелает поцелуя Иуды? И я, как другие, убежал от него. Далее встретилось мне другое страшное видение - человек, весь иссохший, с растерянным выражением лица. Я узнал впоследствии, что это был сотник, ударивший Господа. Мне рассказывали о его последующей жизни, прошедшей для него в страшных мучениях: рука, которой он ударил Христа, иссохла, а потом и все тело его иссыхало до самой смерти, а здесь, в аду, эта пытка не прекратилась, а увеличилась еще. Ему кажется, что он с каждым днем все более и более сохнет еще. Он постоянно об этом сокрушается, трепещет, силится спастись от какой-то гибели, которую ожидает, и беспрестанно повторяет следующие слова: "За что бьешь меня? " Никто его не боится, но все бегут от него, потому что он внушает всем отвращение и ужас. Представь себе человека, идущего в летний жаркий день по лесу. Он окружен мухами, больно кусающими его и не дающими ему покоя, - вот мое теперешнее положение! Мухи - это различные события моей земной жизни, преследующие меня.
Был у меня в услужении молодой лакей, который сразу не понравился мне, без всякой видимой причины. Он был трудолюбив и предан, но, кажется, недалек, и это раздражало меня. Я преследовал его неустанно, как будто оскорблять его было для меня удовольствием и, наконец, я прогнал его, найдя предварительно ему другое место. Только тогда узнал я свою неблагодарность к этому бедному человеку, оказавшему столько услуг мне, живя в моем доме. Это незначительный факт, а между тем не могу его вспомнить без горького раскаяния.
