Но как грустно мне, что все это было сновидение!
- Чего же тебе желать больше, милая Лили, - сказал я, шутя, - ты пропутешествовала в Вифлеем и обратно в течение часа.
- Ты прав, - ответила она, - я должна довольствоваться этим, пока Христос не призовет меня туда, где лучше, где Он вечно царствует.
Двадцать второе письмо
Я так долго искал напрасно Анну, что потерял надежду увидеть ее еще. Она как бы пропала для меня навсегда. Стараясь ее разыскать, я стал более общителен и в беспокойстве постоянно бродил повсюду. Огонь жег все во мне, жажда пожирала меня, жажда увидеть ее еще раз, хотя я знал, что свидание с ней будет для меня только новым мучением. Если на земле она не в силах была бы более доставлять мне удовольствие, то что и говорить об аде, где она только напрасно выжимает свои волосы и платье, не имея возможности добыть ни единой капли воды. Но для меня, теперь, она имеет новое значение, в ее руках страшная тайна, которую она должна мне открыть. Как было на земле, так и здесь, я не в силах ее не преследовать. Тогда я видел в ней лишь цветок, который хотелось мне сорвать, - теперь я ищу ее для того, чтобы, тщательно изучая черты ее лица, убедиться в той ужасной истине, которую подозреваю. Я хотел бы слышать свое осуждение из уст ее. Почти не сомневаясь в верности своего открытия, я все же нуждаюсь в удостоверении его от нее самой.
Наконец я наткнулся на нее! Она недвижимо стояла на берегу реки и смотрела молча на темные волны, как бы с желанием кинуться в них. Право, и в аду есть что-то похожее на удовлетворение: приближаясь к ней, я на минуту забыл все свои страдания.
Я стал изучать каждую черту ее лица, и чем больше смотрел на ее облик, тем бледнее и менее поразительно казалось мне сходство ее с Мартыном. Я готов был вскрикнуть от удивления и не понимал, как мог я найти в ней когда-то вылитый портрет моего воспитанника! Я даже как бы успокоился от моего нового открытия. Но с кем же имел он сходство? Увы! Мое спокойствие было слишком коротко. Опять недоумение овладело мною, опять я стал мучиться и сомневаться! Вдруг я постиг истину: не на Мартына была похожа Анна, а на ту молодую девушку, найденную мною на улице, на которую я бросил свой последний взгляд любви, но которая предпочла мне Мартына! Да! Чем более я смотрел на Анну, тем более убеждался в том, что тайна, которую Мартын хотел сообщить мне, было известие о том, что он сын мой, а молодая девушка - дочь моя.
И вспомнил я опять, что дети ответственны иногда за грехи родителей своих. Страшно становится мне при мысли о преступлении, от которого я едва спасся! Мою родную дочь я хотел погубить!
Одно слово Анны могло разъяснить все, но ода сидела неумолима, как судьба, и для меня не находила даже ни единого взгляда. Бывало прежде, она пошла бы за мной в огонь и в воду, а теперь... если бы я даже предложил ввести ее в рай, и то она не последовала бы за мной.
Вспоминая свою жизнь, я часто думаю о том, как часто Бог был милостив и близок ко мне. С какой терпеливой, постоянной любовью Господь следил за мной, как за заблудшей овцой, но я отверг свое спасение и потому погиб навеки!
Да, эту любовь Господь питает к каждому человеку и каждого привязывает к Себе. О вы, живущие еще на земле, размыслите об этом и избирайте путь!
Я иногда чувствовал милосердие Господа, готов был ухватиться за протянутую Им мне руку, но это были лишь мгновения, я забывал все добрые порывы, намерения, раскаяние и даже Самого Бога! Как просто и трогательно евангельское сравнение с добрым пастырем, ищущим потерянную овцу! И меня тоже искал Добрый Пастырь неутомимо, часто находил, я всегда вырывался из Его объятий и предпочитал другую избранную мною дорогу.
В течение всей моей земной жизни я не перенес ни одной тяжкой болезни. Помнится, только однажды я страдал глазами и принужден был постоянно оставаться в темноте.
Для обремененной совести не может быть большего мучения, как уединение, и потому мое лечение было чрезвычайно томительно для меня. Это было легкое предвкушение того состояния, в котором я нахожусь теперь.
