Я виделся с ней! Да, я давно предчувствовал, что встречу Анну здесь. Шел я со знакомым:
- Знаешь ли ты Ундину? - спросил он меня.
На мой отрицательный ответ он прибавил:
- Вот она!
Я увидел молодую, стройную женщину, в прозрачном одеянии, с распущенными волосами. Ее платье было мокро и прильнуло вокруг тела. Она молча выжимала воду из своих длинных волос. Я узнал Анну. Те же правильные прекрасные черты лица, тот же гибкий стан, но какая перемена! Она казалась старше, ее взгляд был полон страдания и разочарования. Мне стало понятно, что она утопилась с отчаяния. Я вздрогнул, как вздрагивает преступник, приближаясь к месту казни. Она ломала себе руки, испуская раздирающие вопли. Я хотел приблизиться к ней, но она взглянула на меня с отвращением и скрылась в толпе.
Четырнадцатое письмо
Возвращаясь из почтамта, куда ходил, чтобы справиться нет ли посланий, написанных мною, но таковых не оказалось. Сюда приходят все письма с фальшивыми подписями или ложного содержания. Меня дрожь пробирает при мысли о том, что люди так легкомысленно подписывают свое имя когда и где попало, не думая о последствиях такой небрежности! По крайней мере, я не оказался виновным в этом грехе. А других у меня было много. Своевольный, заносчивый, я хотел подчинить себе все, даже стихии. Только Лили учила меня терпению, главным образом во время нашего перехода через С. Готард. В самый день, назначенный для нашего путешествия, погода сделалась такой ужасной, что мы принуждены были остановиться в маленьком городе Андермате. Я просто бесился, но Лили успокаивала меня, не унывала, а навещала всех бедных города точно своих друзей! А они принимали ее, как давнишнюю знакомую. Я не мог этому надивиться.
- Как можешь ты быть столь спокойной и терпеливой? - спрашивал я ее.
- Ах, Отто! - отвечала она. - Это так легко! Я ведь знаю, что по ту сторону горы ожидает меня рай земной. Мы переносим радостно и жизнь, зная, что ожидает нас блаженство за гробом.
Два дня спустя мы были в Италии на берегу Лагомаджиоре. Лили сидела, окруженная цветами, которые она перебирала своими нежными ручками. Мне хотелось кинуться к ней, покрыть ее руки горячими поцелуями, но ее как будто охранял невидимый ангел!
- О чем задумалась, Лили? - взволнованно спросил я ее.
- О той темной грустной долине, покинутой нами. Мне кажется, что на том свете мы с тем же чувством будем вспоминать прошлую жизнь.
Она так влияла на меня своими тихими речами и кроткой улыбкой, что впоследствии было достаточно прикосновения ее белой ручки, чтоб успокоить и смирить меня. Я исправлялся, но этого было мало: я не становился другим человеком.
Пятнадцатое письмо
Само собою разумеется, что у нас много людей всех времен, видевших и Горация, и Сократа, и Александра Великого, и разных знаменитостей. Но меня не интересуют их рассказы о земле. Что мне в них теперь! Если бы я изучал историю, было бы другое дело.
Я слушаю с большим удовольствием, когда они говорят о переменах, происходивших в аду, с тех пор как они в нем находятся. Они замечают, например, что число прибывающих сюда женщин постоянно увеличивается.
Прежде мужчин сюда приходило больше, а теперь обоего пола число почти ровное. Стоя у ворот ада, я тоже удивлялся многочисленности входящих женщин. Не думай, что эти ворота - граница ада: они обозначают известный предел только, за которым виднеется густой туман и который перейти нельзя. Тут-то я видел как, одна за другой, эти несчастные проходили, не зная сами, куда спешат.
А что сгубило их? Дурное воспитание, конечно! Чему учат молодых девушек в наше время? Знают ли они о Спасителе, о долге?
Нет! Эти слова имеют для них значение скуки. Блистать в свете, одеваться по моде болтать на разных языках, нравиться и увлекать собой, вот цель их существования! Вся жизнь их проходит в каком-то вихре постоянных увеселений, светских выездов, вечеров, балов, из которого они выходят, только очнувшись в аду! А сколько вреда они делали, хотя бы своей пустой болтовней! Но в этом грехе повинны не только одни женщины. Казалось бы, что просвещение должно было внести более серьезное направление в человечество, а вместо того люди еще более пристрастились к ничего не значащим речам, и то, что прежде говорилось просто, откровенно, теперь, с тех пор как жизнь усложнилась, чего не придумывают, чтобы обманывать друг друга, чтобы льстить друг другу! Какие обороты, высокопарные речи, какие стремления к чему-то невозможному, недосягаемому! Не лучше ли было бы жить в простоте и пользоваться, и дорожить теми минутами счастья, теми благами, которые даются им и которых так много на земле.
