— Кто сообщил об этом? — спросил капитан.
— Только что в гавани бросил якорь голландский шлюп.
— Вот видите, Дэвидсон: я не имею права успокаиваться! Этот негодяй жаждет заполучить премию, назначенную господами англичанами за мою голову, а я до сих пор тщетно пытался выйти на его след. Теперь я нашел его и хочу показать ему свою голову. Прощайте, Дэвидсон! Я прерываю наши переговоры, но уверен, что скоро мы увидимся снова.
В настроении, близком к восторгу, Сюркуф поспешил к гавани и поднялся на борт своего корабля. Менее чем через четверть часа он уже выходил из порта, и едва Калима скрылась за кормой, послал двоих парней на бак — закрасить название “Йорис Ханне”. Спустя недолгое время на носу корабля снова гордо красовалось его подлинное имя — “Сокол”.
Дул благоприятный ветер, и уже через три часа “Сокол” достиг восточной оконечности Явы. В устье небольшой речки они обнаружили пепелища сожженных хижин, возле которых суетилось несколько человек, занятых постройкой новых. Сюркуф подошел как можно ближе, приказал убрать паруса и, сойдя в шлюпку, велел грести к берегу.
Заметив корабль и приближающуюся шлюпку, люди немедленно отступили под защиту близлежащего леса. Когда капитан высадился, то увидел сожженные хижины, опустошенные сады, разоренные поля, но ни единого человека, который мог бы хоть что-то объяснить. Лишь после долгих призывов из глубины леса отозвался, наконец, человеческий голос, спросивший:
— Чей это корабль?
— Французский, — ответил Сюркуф.
Прошло еще немного времени, и в кустарнике послышалось шуршание, а затем на опушке показался человек с зажатой в руке увесистой дубиной.
— Подойдите ближе и не бойтесь, — сказал капитан. — Я не собираюсь обижать вас. Впрочем, вы сами видите, что я — один. Оба моих гребца остались в шлюпке.
Незнакомец приблизился. Это был высокий, плотный, мускулистый человек с умным, очень грустным лицом. Одежда его состояла из легких белых штанов и широкой белой блузы.
— Ваш корабль показался нам подозрительным, — извинился он. — Поэтому мы и убежали.
— Что же в моем корабле вызвало ваши подозрения?
— Ничего определенного. Просто в этих широтах четыре корабля из десяти — заведомо пиратские, а после того, что нам пришлось довелось пережить, доверия ни к кому и вовсе нет.
— Я слышал, что здесь был “Орел”. Вы, разумеется, принадлежите к здешним колонистам?
— Лишь с позавчерашнего дня. Я, видите ли, был в команде “Орла” и воспользовался случаем остаться на берегу.
— Как, — удивился Сюркуф, — вы плавали с Шутером?
— Он вынудил меня к этому, и мне приходилось очень туго, покуда не посчастливилось спастись.
— Ну, коли так, посмотрите на мой корабль.
Человек взял у Сюркуфа подзорную трубу и, едва увидев бриг, закричал удивленно:
— “Сокол”! Быть не может! Капитан Робер Сюркуф?
— Разумеется. Я — Сюркуф.
— Вы Сюркуф! В таком случае, я благословляю час, когда сбежал с “Орла”, потому что уверен: теперь-то уж этот живодер Шутер получит за все сполна!
— Полагаю, что получит. Рассказывайте!
— Позвольте мне раньше известить обо всем остальных, чтобы они не боялись.
Он удалился и вернулся вскоре вместе с двенадцатью колонистами — восемью взрослыми и четырьмя детьми, — которые с восторгом приветствовали Сюркуфа.
Маленькая колония состояла из двух голландских супружеских пар, трех французов, одного бельгийца и одного шведа. Во время налета швед пытался защищаться и был убит.
— Мне говорили, что у вас был и священник? — спросил Сюркуф.
— Именно так, — последовал ответ. — Недавно сюда прибыл французский миссионер ордена Святого Духа. Мы звали его братом Мартином.
— Вот как! — воскликнул Сюркуф. — Брат Мартин из ордена Святого Духа? Просто удивительно! Я знаю его и ни за что не оставлю в руках этого Шутера! Рассказывайте!
И беглый матрос поведал обо всем, что знал:
— Мы стояли у Палембонга, когда услышали, что “Сокол” крейсирует где-то у северных берегов Явы. Капитан Шутер немедленно снялся с якоря. Мы пошли вдоль берега, но вашего корабля не обнаружили, зато увидели небольшое селение. Шутер осмотрел его в трубу и заметил священника. Это послужило ему достаточным основанием для нападения на поселок.
