Поэтому у Пилсудского оставались две возможности: или признать свое поражение и сойти с политической сцены, или же принять условия австрийцев, как наименьшее зло на данный момент, и попытаться выработать новый план осуществления главной цели своей жизни – освобождения Царства Польского из-под русского господства. Будущий маршал решил отсрочить ответ австрийцам еще на несколько дней, а за это время совместно с галицийскими политиками найти какой-то устраивающий его выход.
17 августа Пилсудский направил Славека в Краков с поручением сообщить Дашиньскому, что в сложившихся условиях он соглашается с инициативой Лео и принимает австрийские условия. Но это решение Пилсудского имело сугубо символический характер. С момента образования Главного национального комитета Пилсудский переставал быть для австрийцев самостоятельным партнером. Комиссия конфедерированных партий исчезла, и он не мог опираться на авторитет представленных в ней политических сил. Стрелковые союзы и стрелковые дружины в ближайшие дни должны были быть выведены из его подчинения и включены в польский добровольческий корпус под оперативным австрийским командованием. Из Главного коменданта стрелковых формирований Пилсудский вновь превращался в обычного политического эмигранта, судьба которого полностью находилась в руках властей приютившей его страны.
Согласие Пилсудского на австрийские условия означало, что ему следовало поставить жирный крест на своем плане относительно Царства Польского. С этого момента над ним выстраивалась иерархическая пирамида, персонально представленная председателем ГНК Лео, руководителем Западной секции ГНК профессором Яворским и руководителем Военного департамента Западной секции Сикорским, его недавним подчиненным по Союзу активной борьбы. К тому же не было ясности относительно собственной судьбы Пилсудского.
В начале консультаций по вопросу о создании ГНК Дашиньский настаивал, чтобы командование добровольческим корпусом было поручено именно Пилсудскому, но его предложение не нашло поддержки. По мнению Славека, в этом были повинны национальные демократы, для которых Пилсудский все еще оставался социалистом. Они якобы опасались, что в случае передачи всего польского ландштурма под командование Главного коменданта он поведет молодежь к социальной революции. К тому же «эндеки» крайне низко оценивали профессиональную пригодность Пилсудского для занятия генеральской должности и сумели убедить в этом часть польского общества Галиции. Но дело было не только в интригах национальных демократов, как убеждал Славек. Ведь планировалось создание достаточно крупного военного соединения, и австрийцы не могли доверить командование им самоучке-любителю, к тому же имевшему весьма колоритное прошлое марксиста и террориста.
19 августа Пилсудский был проинформирован Славеком и Сокольницким о качественно новой ситуации, сложившейся в Галиции в связи с созданием ГНК. Жизненный опыт подсказывал ему, что раз с ним не посоветовались по вопросу о судьбе стрелков, то ему вряд ли доверят командование легионами. Нужно было искать такой выход, чтобы не похоронить дело, которому он посвятил два десятилетия. 20 августа Главный комендант обратился к своим офицерам с вопросом, как поступать дальше – подчиниться и перейти на службу Австрии или же сохранить независимость, уйти в леса и вести там повстанческую борьбу, как в 1863 году. Большинство склонялось ко второму варианту, но Пилсудский не мог не понимать, что его молодые подчиненные руководствуются эмоциями а не рассудком. Поэтому он выбрал первый путь. На следующий день на заседании Главного национального комитета он признал новый политический центр и принятые им решения, в том числе и касавшиеся организации легионов. В тот момент это было единственно возможное для него решение, оставлявшее надежду на сохранение хотя бы частичного влияния на ход событий. Не случайно на заданный ему в тот день Дашиньским вопрос об отношении к созданию ГНК Пилсудский ответил: «Это спасло мое существование».
Таким образом, первые две недели войны Австро-Венгрии с Россией со всей очевидностью показали провал долго и тщательно разрабатывавшегося Пилсудским плана решения вопроса о судьбе Царства Польского в полусвободном союзе с монархией Габсбургов. Поляки русской Польши не увидели своих освободителей ни в пруссаках, без всякой надобности жестоко обстрелявших из орудий город Калиш, ни в их союзниках австрийцах. Не вызвало сколько-нибудь серьезного патриотического порыва и появление вместе с австрийцами плохо вооруженных полувоенных людей с польскими кокардами на фуражках-мацеювках, немедленно приступивших к реквизициям продовольствия и лошадей. В одном из своих выступлений в конце 1914 года на собрании офицеров 1-й бригады Пилсудский с горечью отметил, что поляки оказались «поросшим мхом камнем, а не зарядом динамита».
