Будущее санации, несмотря на победу на выборах, не было безоблачным. Страна переживала глубочайший за ее недолгую историю экономический кризис, и конца ему не было видно. Кризис охватил финансы, промышленность, сельское хозяйство, социальную сферу, лишил режим одного из важнейших аргументов в пользу проводимой им экономической политики. Правительства, возглавляемые чистыми политиками, приобретшими за время существования режима богатый опыт борьбы с оппозицией, были бессильны перед обрушившимся на страну мировым структурным кризисом.
Пилсудский, отсутствовавший в стране более ста дней, не сразу почувствовал эту новую ситуацию, таящую серьезные вызовы для режима. Он все еще был в расслабленном состоянии, в которое его привела победа на выборах. Как записал в дневнике 30 марта 1931 года маршал сейма Свитальский: «Было видно, что комендант не хочет себя „грузить“ всякими известиями за период его отсутствия в Польше». В ходе этой беседы мемуарист сделал неожиданный для себя вывод: «Я первый раз отметил, что инструкции коменданта по принципиальным вопросам не совсем понятны, может быть, потому, что комендант очень часто прибегает к кратким высказываниям, которым легко можно придать более общий характер и распространить на более широкий спектр проблем»[263].
Из этого разговора можно определить иерархию проблем с точки зрения их важности для окружения диктатора. Свитальский отнес к числу тем, с которыми вождя следует познакомить в самом общем виде, деятельность сейма, состояние оппозиции, внешнюю политику, причем последняя проблема была представлена так, чтобы убедить Пилсудского в необходимости заменить Залеского на посту министра иностранных дел. Как отметил маршал сейма, «я не затронул только конституционную проблему, отложив разговор на эту тему на более поздний срок». Совершенно очевидно, он считал наиболее важным, требующим специального рассмотрения, вопрос принятия новой конституции. Санации нужен был новый Основной закон, и вовсе не для того, чтобы полнее удовлетворить властные амбиции диктатора, он и так имел власти столько, сколько хотел. Режим, понимаемый как вертикаль власти от низшего до высшего уровня, нуждался в такой конституции, которая позволяла бы ему оставаться во главе государства и после ухода Пилсудского из политики. Последователи маршала отдавали себе отчет в том, что препарированная конституция 1921 года и действующий закон о выборах им такой исход дела не гарантируют.
О том, что Пилсудский решил несколько отстраниться от текущих проблем, свидетельствует и его встреча с президентом Мосьцицким 31 марта 1931 года. Он предупредил, что по состоянию здоровья не может больше брать на себя дополнительные обязательства и оставляет за собой только вопросы армии и внешней политики. Но этого зарока соблюсти ему не удалось, и в дальнейшем он будет внимательно отслеживать положение как во внутриполитической, так и финансовой областях.
Совершенно иначе выглядело совещание в Бельведере спустя месяц, 29 апреля. Как отметил Свитальский, «в том же составе, который когда-то комендант определил как тех людей, которых он ставит в известность о своих самых важных решениях. Из этой группы отпал только Венява». На тот момент ближайшее окружение диктатора составляли Мосьцицкий (формальный инициатор встречи), Славек, Свитальский, Пристор и Бек. Совещание имело, несомненно, знаковый характер для всех его участников, включая Пилсудского.
За проведенный дома месяц диктатор сориентировался в ситуации и, видимо, пришел к заключению, что особых ошибок соратники без него не совершили. Свитальский зафиксировал: «Первое впечатление с конференции – это изменение к лучшему настроения коменданта, о котором мне Славек постоянно сообщал, что он как будто на всех нас, особенно на правительство, обижен, что было причиной определенной депрессии у Славека все время после возвращения коменданта с Мадейры. Комендант провел встречу ровно, не раздражаясь, в абсолютно спокойном и мирном тоне».
Значительную часть своего выступления Пилсудский посвятил рассказу об итогах его размышлений на Мадейре о результатах своей деятельности в независимой Польше. По его словам, он совершил за это время два «чудачества». Во-первых, преодолев небывалые трудности, добился победы на внешнем фронте и обеспечил Польше государственные границы. Как он выразился в свойственной ему манере, продемонстрировал «искусство высечь огонь из говна». Но, сосредоточившись на проблеме границ, он не имел возможности заниматься внутренними делами. Поэтому и здесь пришлось совершить «чудачество» – государственный переворот в 1926 году.
