Пилсудский - страница 185

Это выступление можно считать ключевым в избирательной кампании маршала. В нем он не только изложил свой план эффективного управления Польшей, но и предостерег от иллюзии, что он отдаст завоеванную в мае власть. Несколько загадочно звучала фраза о том, что парламент должен отдохнуть, но очень скоро и этот вопрос прояснился. И самое главное – он как будто соглашался вверить свою судьбу процедуре тайного голосования.

31 мая, с соблюдением повышенных мер безопасности, ровно в 10 часов утра начало свою работу уже третье за время работы парламента первого созыва заседание национального собрания. Депутат от ППС Зыгмунт Марек предложил кандидатуру Пилсудского, а национальные демократы и их союзники поставили на познанского воеводу графа Адольфа Бниньского, демонстративно не признававшего кабинет Бартеля. Это означало, что правое крыло сейма не собиралось конструктивно вписываться в новую политическую реальность.

В зале заседаний присутствовали 546 депутатов и сенаторов, среди девяти отсутствующих был и Витос[227]. Результаты тайного голосования были следующими: имя Пилсудского в бюллетени вписали 292 выборщика, Бниньского – 193, 61 бюллетень оказался незаполненным. За Пилсудского проголосовали не только представители левых партий и отдельных национальных меньшинств (евреи, немцы), но и значительная часть центристов. Среди правых капитулянтов практически не было. Оба кандидата не устраивали главным образом представителей украинцев и белорусов, а также коммунистов, воздержавшихся при голосовании. С учетом их голосов преимущество Пилсудского было не таким уж и внушительным. Тем не менее результаты голосования свидетельствовали, что большая часть польской политической элиты согласилась узаконить государственный переворот и признать право его устроителя на дальнейшее управление страной на условиях, которые он сформулировал в предшествующие недели.

Известие об избрании Пилсудского президентом Польши молниеносно облетело страну. Полные энтузиазма его сторонники организовывали митинги и торжественные шествия. Особо отличился генерал Роман Турецкий, который с группой офицеров прошествовал к памятнику князю Юлиушу Понятовскому[228] на Саксонской площади и доложил покойному маршалу Франции, что Первый маршал Польши избран президентом Речи Посполитой.

В тот самый момент, когда, как казалось, вся интрига счастливо разрешилась, грянуло сенсационное известие. Пилсудский отказался принять пост. В письме Ратаю он поблагодарил национальное собрание за то, что с его помощью он смог второй раз в своей жизни легализовать свои усилия и исторические деяния, за то, что, в отличие от 1919 года, выбор не был единогласным, но принять его не может: «Я не смог побороть свою память, не смог найти в себе веру в себя на этой работе, которой я уже однажды занимался, и в тех, кто меня призвал на этот пост. Слишком сильна в моей памяти трагическая фигура убитого президента Нарутовича, которого я не сумел уберечь от ужасной судьбы, слишком сильно действует на меня брутальное нападение на моих детей.

Не могу не сказать еще раз, что я не смогу жить без непосредственной работы, в то время как существующая конституция президента от такой работы отстраняет и отдаляет. Мне пришлось бы излишне мучиться и ломать себя. Для этого нужно иметь другой характер». Он также попросил извинения за то, что не оправдал надежд, у всех, кто за него голосовал и кто вне зала национального собрания требовал от него стать президентом.

Существует множество интерпретаций этого небольшого текста. Поскольку сам Пилсудский не оставил подробного комментария с изложением глубинных мотивов своего решения, остается только одна возможность – соотносить его с предшествующими и последующими действиями маршала. Для него было очевидным, что легализация переворота хотя и состоялась, но устами определенных партий, а не всего парламента. Поэтому формально он не мог считать себя президентом всех граждан Польши. Но более важным, как представляется, было другое соображение. Ему, получившему в полное распоряжение вооруженные силы, совершенно была не нужна должность президента, занятие которой автоматически заставляло его передать текущий контроль над армией пусть даже доверенному лицу, но другому. Таким образом, жалобы человека, только что совершившего государственный переворот, на ущербность конституции предназначались исключительно для широкой публики, не очень хорошо разбирающейся в тонкостях политики.