Пика не проронил ни слова, стараясь понять, что происходит.
— Чего замолк-то? — обиделся голос. — Плесни коньячку, да обсудим. Мне врачи запретили употреблять, а поговорить можно.
Художник аккуратно положил почти законченный портрет и пошел на кухню. В абсолютной тишине налил рюмочку коньяку. Посомневавшись немного, нарезал тонкими ломтиками лимончик и достал блюдечко с остатками салями. Все поставил на поднос. Получилось аппетитно. Пока возвращался в кабинет даже сглотнул. Широкий подоконник словно специально был сделан для такого случая. Примостив на него поднос, Пика принялся дорисовывать портрет. Прислушался. Тишина…
— Глюки, — подумал он и улыбнулся.
— Ну, не томи, брат, — все тот же голос напомнил о просьбе.
Автор, не выпуская карандаш, осторожно взял рюмочку, чокнулся с портретом и пригубил.
— Хеннесси? — почти нараспев, с нескрываемым удовольствием прошептал голос.
— Точно, — Сава для верности кивнул и закусил сначала лимончиком, а затем салями.
— Давай до дна! Это брат, дорогого стоит. Только не бросай рисовать, а то пропадаешь…
Еще несколько раз бывший зэк бегал к холодильнику за боеприпасами, пока в голове не зашумело. Сначала посторонний голос стал невнятным, а затем и вовсе пропал. Портрет был закончен, и в кабинете стало как-то одиноко. Сава поставил все на место и вернулся на кухню. Спрятать куда-нибудь свою работу, было как-то совестно, и он примостил портрету телевизора. Оценивающе присмотрелся. Получилось неплохо.
— М-да, давненько я не брался за карандаш, — с удовольствием подумал автор.
Никто не ответил. Только пожилой мужчина загадочно улыбался краешками губ, зная, что его разглядывают.
— И вот что интересно, — неожиданно для себя вслух произнес автор. — У меня было такое пару раз, но я списал это на чрезмерное напряжение. Когда за день намаешься, под утро и не такое случиться может.
— Это ты о женщине? — в дверях улыбалась Дина. — С этого места поподробнее.
— Слушай, ты где пропадаешь, — как ни в чем не бывало затараторил Сава, — есть хочется… Я давно круги около холодильника нарезаю. Спрашиваю его, а он молчит, как партизан.
— Мог бы и позвонить мне, — подсказала женщина с короткой стрижкой.
— Извини, я еще не адаптировался… У нас там эти штуки не работали. Проще было дойти до кого-то и спросить.
— А что это у нас коньячком пахнет? — она укоризненно покачала головой. — Я с мороза еще в прихожей приметила.
— Так это за упокой души, — быстро соврал Пика. — Орлов любил пропустить по рюмочке. У него в ВИП-зоне кухонька приличная была, всегда официант и повар дежурили… Пусть земля ему будет пухом.
— Ладно, находчивый ты, наш, — строгий взгляд окинул бывшего зэка. — Пора отвыкать от халата.
Умелые женские руки быстро собрали на стол, поставили что-то вкусное разогреваться. Жизнь заполнила кухню новыми запахами и разговорами. Вскоре появился Сава, смущенно разглаживая на себе новенькие джинсы и рубашку.
— Угадала с размером? Ну-ка повернись. На человека стал похож. Руки мыть и за стол.
Саве стало как-то легко и уютно в этом доме, словно он бывал тут сотни раз, а хозяйка примечает его не первый год.
— За тебя! — он решился на тост. — Спасибо за подарки. Мне очень приятно.
— Ух, ты… — Дина только сейчас заметила портрет, сев на диван, аккурат напротив него. — Твоя работа?
— Извини, я наткнулся на портрет Игоря Михалыча в кабинете и не удержался.
Женщина с короткой стрижкой промолчала, подняв на художника удивленный взгляд.
— Если не нравится, я порву, — вскинулся Сава, но она жестом остановила его. — Н-не очень получилось… Да?
— Откуда ты знаешь его имя?
— На обороте написано.
— Не ври. Нет там никакой надписи. Я сама в фотоателье заказывала эту копию со старой фотографии.
— Значит, догадался… Ему такое имя очень подходит. По внешности.
— Пика, не лепи горбатого. Ты что копался в столе? Впрочем, там никаких писем нет.
Они ели молча, искоса поглядывая друг на друга. Первым не выдержал Пика. Он скорчил плаксивую рожицу и стал скрести ногтем по скатерти, приговаривая:
— Прости меня, Диночка. Прости великодушно. Я книжки полистал и догадался. Хотел сюрприз тебе сделать, но неуклюжий я.
