Шульга влетел в кабинет, повел вправо-влево еще не остывшим стволом.
* * *
Шаман объявился через девять с половиной минут. Хмуро оглядел черный не то спальник, не то трупный пакет, бугрящийся у окна. Точно, что свин в мешке… Скривился, будто лимон куснул.
— Эбанарот, командир! Кабан же ж здоровый, метр девяносто по медицинской карте, вес больше центнера. Нам теперь его руцями волочить. Ты что, не мог его вниз свести, и там положить?
— Сопротивлялся, — коротко ответил Шульга. — Метался по комнате, мог сигнализацию включить или шум поднять. Что снаружи?
— Нормас. Отминусовали шесть нукеров с сексотом. Вчистую.
— Ложкомойки?
— Допросили, приглушили, связали.
— Камеры?
— Еврей просмотрел — говорит, что ничего лишнего не попало.
— Трупы?
— Те что со двора — в гараже.
— Генерал?
— Живой, но обосранный с перепугу. Пока работали, рвался в наручнике, шо тот крыс из капкана. Руку всю раскровянил.
— Его проблемы. Ладно давай, берись …
Взявшись за ручки, они поволокли тяжелый мешок по коридору к лестнице.
— Где еще двое? — вдруг вспомнив, спросил Шульга.
— Ласка сказала, как сдали смену еще днем в город уехали.
— С начальником?
— Нет. Он минут за десять до нас пешком куда-то свалил.
— Значит на территории. А это хреново…
План операции предусматривал неожиданное возвращение кого-то из постоянных обитателей закрытого объекта, но Шульга все же надеялся на везение.
— Ладно, минут пять у нас есть на выход. А больше и не надо…
Диверсанты пристроились, подняли мешок по углам. Тихо матерясь, поволокли по лестнице, задевая ступеньки обмякшим телом.
Пятница 28 июля 20:02, караульное помещение поселка «Шармалык»
Пятница — она и на режимном объекте пятница. Службу, конечно, народ несет, но без особой бдительности. Кто выходные планирует, кто гоняет чаи на рабочем месте. Что-что, а чай заваривать дежурный омоновец, двухметровый шкаф в едва сходящемся на боках бронежилете умел, что твой английский лорд. Филин смаковал глотки из массивной кружки, слушая ментовские переговоры по рации и предвкушал визит к вдове-прокурорше.
Начинало темнеть, пора было собираться. Нужно только выяснить, что там, на базе — парятся охраняемый с гостем, бухают, в карты режутся или же малолеток уестествляют…
Филин по мобильному набрал одного из телохранителей. Тот не отвечал. В туалет, скорее всего, пошел. Бывает. Выйдет — наберет.
Однако тот не ответил и минут через пять, пока они с омоновцем обменивались свежими анекдотами. Совсем расслабились на халявной службе, бойцы.
Филин достал из кармана рацию.
— Грач, Филину!
Тишина.
— Грач! Филину!!!
И снова тишина, которая окончательно и бесповоротно переводила вечер из состояния «томный» в нечто совершенно иное.
— Слушай, камеры на моем «сто двадцать шестом» выведи на минутку, — попросил Филин сидящего за пультом омоновца.
— Нет сигнала! — повозившись, ответил тот. — Да не очкуй, зема, тут всю неделю херня какая-то. Вызывали спеца от обслуживающей фирмы, говорит в проводах наводки, нужно менять. С понедельника начать обещали.
— До понедельника дожить нужно, — философски ответил Филин.
В трех фактах по отдельности — молчании мобильного, не отвечающей рации и неработающих камерах не было ничего такого уж необычного. Но по совокупности они требовали, по меньшей мере, оперативной проверки. Ох, заждется вдова-прокурорша…
— Слышь, Боря! — отставляя чашку, попросил Филин дежурного. — А давай-ка, по-быстрячку, до моих прокатимся. Что-то они там службу не тащат.
* * *
«Ладу» нашли там, где оставили час назад — в ста метрах от дороги в неприметном овражке. Поставили с «Рейнджем» корма к корме, начали перегрузку.
— Тащи!
— Тяни!
— Еврей не тупи, бл***, баул подвинь!
— Поместился?
— Нормас!
— Дверь, дверь осторожно!
— Ремень мешает, подбери нахер!
— Все, готово!
— Порядок!
— Шаман?
— В наличии!
— Мы двинули, ты подчищай и давай на точку.
От непривычной тяжести тольяттинский уродец трогаясь, жалобно заскрипел амортизаторами. Но это было уже неважно, пусть хоть развалится. До точки эвакуации по прямой меньше четырех километров.
* * *
Самые худшие подозрения Филина начали оправдываться уже на подъезде — «Объект 126» был погружен в темноту. Окна в строениях не светились, не горели и дворовые фонари.
