Мама:
— Только не при детях!
Мы с Лидией:
— Ну почему!
В следующий раз тетя Соня привезет нам из Америки «Фрут Лупе» — самые сладкие в мире хлопья. Я бы ими завтракал хоть всю оставшуюся жизнь.
Мама:
— Так ты планируешь еще одну поездку? Ты ведь только вернулась.
Тетя Соня:
— Полгода прошло.
Мама:
— И тебе уже не сидится?
Тетя Соня:
— При чем тут это? У меня другое на уме.
Мама посмотрела на тети Сонины пальцы — черные и такие блестящие на кончиках. Пришлось притвориться, что ничего не понимаешь. Но все равно стало не по себе.
Мое любимое слово на сегодня — «фаззи-ваззи». Мама и тетя Соня болтали про эту фаззи-ваззи и давили помидоры на соус. Наперегонки, словно состязались, кто больше передушит. Как все-таки здорово, что я не помидор!
Мама:
— Она, значит, спрашивает у Жанетт: а другую акушерку можно позвать? А Жанетт у нее: зачем? А она: это мой первый ребенок, и я хочу, чтобы все прошло как надо. Не хочу, мол, чтобы мной занималась какая-то фаззи-ваззи, только что с дерева спрыгнувшая[6].
Тетя Соня:
— Фаззи-ваззи? Это что-то новенькое.
Мама:
— Ей-богу. Я ей говорю: я не с дерева, а с самолета спрыгнула. Там, откуда я прибыла, есть самолеты. Но вообще-то я ничего не сказала. Только извинилась.
Тетя Соня:
— Извинилась? За что? Ох, я бы ей выдала. Пообещала бы наложить проклятие «джу-джу», и у нее родится двухголовый ребеночек. Вот напугалась бы!
Мама:
— Так нельзя. Это непрофессионально.
Тетя Соня:
— Фаззи-ваззи. Надо запомнить.
Я:
— А что такое фаззи-ваззи?
Мама резко перестала давить помидоры. Этим дурачкам воспользоваться бы моментом и сбежать. Спасти свои жизни.
Мама:
— Так в больнице называют новичков. Бывает, пациент видит, что ты новичок, и не очень доверяет тебе.
Я:
— А почему тогда фаззи-ваззи? Не понимаю.
Мама:
— Понятия не имею. Не приставай.
Тетя Соня:
— А потому что туфли, которые выдают медсестрам, поскрипывают и посвистывают, примерно так: «ффф-а-а-ззи, ввв-аа-ззи». Вот тебе и вся причина.
Я:
— А почему твои туфли дома так не скрипят?
Мама:
— Они скрипят только на натертом до блеска полу.
Просто чокнуться. Наверное, правда. Вот когда у меня будут новые ботинки, проверю. В школьных коридорах полы натертые. Вот фаззи-ваззи там наведу!
В следующий раз мы пойдем в гости к тете Соне. Она живет в Тоттенхеме, надо ехать на метро. Коннор Грин говорит, что у полицейских в подземке автоматы и, если резко сорваться с места, точно пристрелят. Придется мне сдержаться и не бегать, пока не выйду на поверхность.
Джордан не ходит в школу Его исключили за то, что пнул учителя. Исключили — значит вышвырнули. Я сперва поверить не мог, пока его мама не подтвердила. Она считает, это круто. Мама Джордана курит черные сигареты. Они пахнут лакрицей. У Джордана кожа светлее, чем у меня, ведь его мама — «обруни»[7]. Точно говорю, здесь все перепуталось!
Джордан:
— Мама пристраивает меня в другую школу, только меня нигде не хотят. А мне плевать, школа — такое говно.
Я:
— А чего тогда делать будешь?
Джордан:
— В «Экс-Бокс» резаться[8]. Смотреть дивидишник.
Я:
— А мама просит тебя что-нибудь делать по хозяйству?
Джордан:
— Еще чего! А твоя?
Я:
— Ну… иногда.
Джордан:
— Как гомика, что ли?
Я:
— Нет. Я выполняю чисто мужскую работу. Запереть дверь, прогнать грабителей, все такое.
Джордан:
— Пусть гомики по хозяйству шуршат.
Мы отдали честь мусоропроводу (это такая толстая труба, куда кидают помои, вся из металла, воняет дерьмом и спускается прямо в ад). Мы отдаем честь мусоропроводу всякий раз, когда проходим мимо, это у нас такая традиция, на счастье. Сунешь голову в дырку и кричишь.
Я и Джордан:
— Херь!
А тебе в ответ — классное эхо. Только не надо запихивать голову слишком далеко, а то засосет. Джордан прыгнул на меня со спины, хотел затолкать поглубже в трубу, но я извернулся, и у него не вышло. Потом я придержал лифт, а Джордан обхаркал все кнопки. Когда мы выходили из кабинки, как раз вошла Куряга Лил. Мы потусили у лифта, пока двери закроются и Куряга Лил, ни о чем не подозревая, нажмет оплеванную кнопку.
Куряга Лил:
— Мать-твою-блядь!
Во дает! Так прикольно. И немножко страшно. Ведь Куряга Лил убила своего мужа, запекла в пироге и съела. Все тут так думают. Поэтому у нее глаза такие психанутые и вечно слезятся: она ела человечину!