— А почему Антипов прячется?
— А потому, что Штейнер был пешкой в игре. Один он это ограбление не провернул бы. За ним стояли большие и солидные люди. Вряд ли им понравилось, что после удачного нападения на машину старательской артели, после нескольких убийств, после почти невероятного провоза золота на большую землю, кто-то увел у них эти девяносто килограммов практически из-под носа! Нет, таких вещей не прощают. Поэтому смотрящий Долгушин — человек, хорошо знающий новости преступного мира, — и говорил, что Антипову придется после этого долго и упорно бегать по стране.
— Но какую опасность мог представлять я? Суботникова еще одиннадцать лет назад рассказала о том, что видела. Какой интерес ее показания представляют сейчас?
— А почему ты решил, что опасны именно ее показания? Может, ты случайно зацепил что-то другое?
— Что?
— Вспоминай! Я-то откуда знаю!
— Ваня, ты сказал, что она могла быть подружкой Штейнера. Это в порядке бреда?
— Нет, я почти в этом уверен. В доме Штейнера у них был свой человек. Не знаю, обратил ли ты внимание, но некоторые свидетели говорили тогда, что у Штейнера завязывался какой-то роман с городской дамочкой. А что, если эта дамочка появилась там неслучайно? Может, кто-то посоветовал Штейнеру купить мясницкий нож? Может, ему его подарили?
— А отпечатки?
— Насчет отпечатков я пока не знаю. Но ведь Антипов был шишкой в преступном мире. Он мог общаться с беглым Ордынским.
— Ну, ты наворотил, однако!
— Это твоя московская знакомая наворотила, а не я!.. Слушай, я договорился с экспертом. Давай все-таки побеседуем с ним насчет ножа?
— Давай.
Они спустились на второй этаж.
Эксперт был на месте — жевал бутерброды, запивал их кофе из термоса.
— Молодежь? — радостно спросил он. — Жрать хотите?
— Вот, Николай Иосифович, тот самый парень с дыркой в башке! — представил Терещенко Мишаню. — Фигурант.
— Не фигурант, а потерпевший, — поправил эксперт. — А что дырка в башке, так оно даже лучше, Мозги будут проветриваться и никогда не закипят! Нашли что-нибудь по покушению?
— Что там найдешь!
— Да уж. Такие времена наступили, что хоть в каске по вечерам ходи… Зачем пришли? Опять ножами интересуетесь?
— В общем, да. — Терещенко все-таки не выдержал. Взял бутерброд, оглянулся в поисках стакана для кофе. Не нашел, посмотрел на эксперта вопросительно. Тот понял, достал из ящика стола несколько пластиковых стаканчиков. — Спасибо! Ой, горячий какой… Скажите, Николай Иосифович, а не могли в том угаре одиннадцать лет назад посчитать уликой нож, на котором вообще не было никаких отпечатков Ордынского?
— В нашей стране может быть все, что угодно! — строго сказал эксперт. — Но всегда надо понимать: зачем и кому это нужно.
— Ну, надо было найти крайнего, вот и подвели Ордынского под монастырь.
— Ордынский и так был под монастырем. Убийство плюс побег.
— Может, просто хотели поскорее закрыть дело?
— То, чем ты сейчас занимаешься, Ваня, называется онанизм, — ласково перебил его эксперт. — Ты подбираешь нужные тебе объяснения под неудобные факты. Это доставляет тебе удовольствие? Но при чем здесь следствие? Следствие ведется по другим законам. Разумеется, нашим бардаком можно объяснить все что угодно, но разве это дело следователей? Пусть такими объяснениями довольствуются журналисты!
— Факт наличия мясницких ножей и в первом деле Ордынского, и во втором я считаю необъясненным, — сказал Терещенко.
Эксперт важно кивнул.
— Кстати, его дядька, — Терещенко кивнул на Мишаню, — говорит, что убитый Штейнер купил нож на барахолке. Думал, что берет охотничий, но ошибся.
— А кто у нас дядька?
— Бывший участковый Корчаковки.
— Это твой дядька? — с интересом спросил эксперт.
— Крестный.
— Волин — твой крестный?
— Вы его знаете?
— Знаю. Но давно уже не видел. Привет ему передавай… Теперь насчет ножа. Не знаю, где он его купил, но это был точно такой же нож, как и в первом деле. Абсолютно идентичный!
— Такое совпадение — это как? Онанизм? Или необъясненный факт? — злорадно спросил Терещенко.
— Смейся над стариком, смейся… А как Волин поживает? — Эксперт повернулся к Мишане.
— Нормально.