— Так ты не писаешь. Ты стоишь, как лох на ярмарке! — заткнуть старшую Долгушину было не так-то просто. — Как пожарные приезжают, так ты в первых рядах! Все полковников ищешь?
Это был подлый выпад: у продавщицы год назад случился неудачный роман с каким-то новосибирским военным. Но продавщица и не моргнула.
— Я-то полковников себе найду, а вот ты с вором всю жизнь прожила. И сама воровка! Ключи ей дай! — Она снова обвела толпу взглядом. — Это что ж после твоего визита в магазине останется?
— Ты слышишь?! — закричала Долгушина участковому. — Пусть заявление пишет, все по форме! Клеветать никому не позволено! Если каждая проститутка будет воровкой обзывать! Да все знают: у тебя, что ни день, недостача. Сама воруешь, а на честных людей сваливаешь! Да твой хозяин первый это знает!
— Недостача! Потому что вор на воре в вашей деревне! Деревня ваша воровская! — с удовольствием повторила продавщица, направляясь к магазину. Ей захотелось вывесить табличку «Учет», но она побаивалась хозяина и по совместительству любовника — грузина Джамала.
Тем временем кошка, напуганная толпой и, главным образом, пожарной лестницей, появившейся из-за бурой листвы, залезла еще выше.
«Ну, пожарные справятся, — подумал Мишаня. — Можно идти. Надоела эта кошка до смерти! Взял бы и задушил собственными руками!» У него сегодня было много важных дел.
Он уже дописывал последнюю главу курсовой (Мишаня учился в юридическом на заочном: прошел как льготник, из-за этого, собственно, и устроился сельским участковым), когда в опорный пункт ворвалась молодая симпатичная женщина, при первом взгляде на которую было ясно — приезжая.
— Вы участковый Михайлов? — спросила она срывающимся голосом.
«Не под машину ли кто-то попал?» — испугался Мишаня.
Он кивнул.
— Тогда я лично вам хочу сделать официальное заявление!
«Кого-то убили! Долгушина продавщицу или продавщица Долгушину!» — решил Мишаня, а вслух предложил:
— Делайте…
— И сделаю! Я хочу вам заявить, что если какие-то мои вопросы показались подозрительными дебильным жителям вашей Корчаковки — это вовсе не значит, что они являются таковыми! Вы мне жизнь испоганили! Надеетесь на повышение, роете землю?
«Ну вот, теперь еще и сумасшедшая! — тоскливо подумал Михайлов. — Или того хуже: аферистка».
— Вы мне можете объяснить, что во мне такого подозрительного?!
— Нет, не могу, — печально сказал он. — Лично я не нахожу в вас ничего подозрительного. И, кстати, вы кто?
— У вас что, стариков убивают, чтобы их дома захватывать? Банда орудует? — вместо ответа снова закричала она.
— Нет, я о таких случаях не слышал. Кому нужны наши дома?.. Хотя, говорят, кирпичный тысяч за десять можно продать. Долларов! У Семеновых был покупатель…
— Тогда почему меня непрерывно проверяют?
— Я вас не проверяю. Садитесь, давайте спокойно поговорим. Воды налить?
Участковый был симпатичным, смотрел на нее с жалостью, и ей вдруг показалось, что он и правда ни при чем.
— То есть вы хотите сказать, — она взяла стакан из его рук, — что эта сумасшедшая старуха, которая живет напротив телефонной будки, не звонила вам два месяца назад и не жаловалась, что кто-то посторонний интересуется стариками и их домами?
— Долгушина-то? — вдруг спросил он. — Так это она про вас рассказывала? У нее, честно говоря, бзик на этой почве. Ей все кажется, что вокруг жулики шастают. На сына она жалуется, что тот деньги ворует, на невестку — что по любовникам бегает. Недавно сказала, что соседи из первого дома ее картошку выкапывают. Она и на меня постоянно пишет… Но мне-то что? На мое место желающих нет.
— То есть вы не дали хода этому делу? — спросила Елена.
— Какому делу? — Он засмеялся. — Да если я всем таким, как вы выражаетесь, «делам» буду ход давать, то… — Он махнул рукой, потом подумал и провел пальцами по горлу.
Елена растерянно молчала, вертя в руках стакан.
— Вы издалека приехали? — спросил Михайлов.
— Из Москвы.
— Из-за этого?
— Да.
— А сколько билет стоит?
— Шесть тысяч. В один конец.
Он уважительно присвистнул.
— Мне казалось, что все мои неприятности связаны с этими расспросами, — с трудом сказала она, и вдруг слезы буквально полились у нее из глаз. — Если же это не так… Если не так… То это еще хуже! Тогда я совсем ничего не понимаю!