Я опускаю арфу, поворачиваюсь и говорю Тракии:
— Я пел не для тебя. Ни для кого вообще. Оставь меня в покое.
Она вздыхает. Ветерок треплет ей волосы. Я ловлю запах страха. Тракия стискивает кулаки.
— Чокнутый!
— Где ты раскопала это слово? — интересуюсь я с насмешкой (мои собственные боль и, не буду лукавить, страх, ищут выхода, который напрашивается сам собой). — Раньше ты выражалась иначе: «неуравновешенный», «человек настроения».
— Научилась у тебя, — огрызается она. — Наслушалась твоих песенок. Кстати, в них встречается еще одно словечко, которое удивительно к тебе подходит — «проклятый». Может, хватит валять дурака?
— Предлагаешь обратиться к психиатру? А куда мне торопиться, дорогая?
— Последнее слово я произношу не подумав, но она, похоже, не замечает, сколько в нем печали и презрения. А ведь когда-то я обращался так к моей любимой! Благодаря электронной фиксации и нейрообучению грамматика и фонетика нашего языка, как и цивилизация в целом, утратили всякую гибкость, однако семантика упорно ускользает на свободу, значения слов постоянно меняются — извиваются, точно диковинные змеи. (О аспид, ужаливший мой цветок!) Я пожимаю плечами и прибавляю — насколько могу, сухо: — Вообще-то дурака никто не валяет. Мной владеет трезвый расчет. Вместо того, чтобы убегать от эмоций, с помощью наркотиков, психиатра или псевдореальности, как, к примеру, поступаешь ты, я составил план действий и собираюсь вернуть ту, с которой познал счастье.
— Надеешься перехватить Ее?
— Каждый из нас имеет право обратиться с просьбой к Темной Царице, когда Она нисходит на землю.
— Время уже миновало…
— Это же не закон, а обычай. Люди боятся встречаться с Ней поодиночке, на природе, в темноте. Никто из них не признается в своем страхе, но факт остается фактом. Я пришел сюда, чтобы не стоять в очереди. У меня нет ни малейшего желания говорить в микрофон. Мои слова запишут и подвергнут компьютерному анализу, но откуда мне знать, услышит ли их Она? Я хочу встретиться с Ней лично и, молясь, смотреть Ей в глаза.
— Она рассердится, — шепчет Тракия.
— Разве Она способна сердиться?
— Не знаю… Но твоя просьба невыполнима. И нелепа. УИС не вернет тебе подружку. Она не делает исключений.
— А Она сама — не исключение?
— Не говори ерунды. Она — другое дело. УИС требовался прямой контакт с людьми. Эмоциональная и культурная обратная связь, статистика и тому подобное. Управлять иначе невозможно. И потом, Она — единственная из множества. А кто такая твоя подружка?
— Для меня она — все.
— Для тебя… Тракия закусывает губу, кладет горячую и жесткую ладонь мне на руку; ногти, под которыми грязь, впиваются в мою кожу. Я никак не реагирую. Она отпускает меня и переводит взгляд на землю. По небу летит стая диких гусей. Их хриплые крики, которые разносит ветер, отдаются эхом в лесу. — Что ж, ты всегда был не таким, как остальные. Отправился в космос и вернулся вместе с Покорителем Звезд. Пожалуй, только ты понимаешь древних и разбираешься в их наследии. А твои песни… Нет, ты не развлекаешь. Они внушают тревогу, слова надолго застревают в памяти. Возможно, Она выслушает тебя. Но не рассчитывай на сочувствие УИС. Мертвеца воскресили один-единственный раз. Представь, что произойдет, если все начнут обращаться к УИС с теми же просьбами, что и ты. Однажды мертвых станет больше, чем живых.
— Не обязательно. Во всяком случае, я намерен попытаться.
— Почему ты не хочешь дождаться назначенного срока? УИС наверняка возродит вас обоих в одном и том же поколении.
— Потому что не хочу доживать эту жизнь в одиночестве. — Я отворачиваюсь и смотрю на дорогу, что напоминает в сумерках ползущую по долине огромную змею. — И потом, с чего ты взяла, что воскрешение состоится? Да, нам обещали, но ничем не подтвердили. Ждите, мол, ребятки…
Тракия испуганно пятится, всплескивает руками, словно отталкивая меня. Блеск браслета слепит мне глаза. Так-так, нечто вроде заклинания от дурного глаза. Естественно, в нашем стерильном мире не сохранилось ни единого «суеверия», их давным-давно беспощадно выкорчевали. Однако люди по-прежнему чураются богохульников.
