Хлопнул дверью с такой силой, что казалось, она слетит с петель. Быстрыми шагами — в свою комнату, на ходу расстегивая пуговицы промокшей насквозь рубашки. Только у меня ни черта не получалось, как будто собственные руки слушаться перестали. Дьявол, что это сейчас было? Что, бл***, на меня нашло? До сих пор тело потряхивает и горит внутри все. Под водой ледяной стоял, а вместо холода жар ощутил, когда к ее коже прикоснулся. Мягкая… бархатистая… хочется трогать еще и еще. А когда заглянул в глаза ее полуприкрытые, с поволокой — увидел, как в них искры пылают. Яркие и обжигающие. В этом взгляде не осталось ничего от той малолетней наивной девчонки, каковой я привык ее считать. В них женское предвкушение. Желание в чистом виде. Смотрел на капли, которые сверкают на кончиках длинных мокрых ресниц, и у самого перед глазами все поплыло, завертелось, пеленой дымчатой покрылось, и желание внезапное и острое — прижать к холодному кафелю… Мотнул головой яростно, злясь на самого себя… "Хватит, Воронов. Остынь. Как будто девки мокрой не видел"
Зашел в спальню, швырнул на пол мокрую одежду и залпом выпил несколько бокалов коньяка. Ручку окна на себя рванул, впуская в комнату холодный воздух, и сделал несколько глубоких вдохов. Меня потряхивало от возбуждения. Настолько сильного и острого, словно у меня женщины годами не было. Эрекция не ослабевала, причиняя почти болезненные ощущения.
К пачке сигарет потянулся — нужно мысли в порядок привести. Только все равно девчонка дальше перед глазами стоит. Под струями воды, в этом своем мокром платье, которое облепило грудь, и мне невыносимо захотелось сжать ее в ладонях. И в губы впиться, стон ее глотая. Я знал, что она непременно застонет, когда буду пожирать ее рот, потому что на мои губы смотрела, и глаза подернулись дымкой. Я этот взгляд кожей почувствовал. Черт. Что за хрень? Как наваждение какое-то… Как будто и сейчас рядом стоит, а ее дрожь мне передается. Собственная реакция взбесила настолько, что захотелось вдруг выволочь ее из комнаты и отправить к ублюдку-Ахмеду, только чтобы не видеть больше. Потому что мне, бл***, не нравится то, что происходит со мной. И с ней тоже, дьявол ее раздери. Эта маленькая дрянь каким-то необъяснимым образом действовала на меня, выводила из равновесия, вызывала непонятные эмоции… То ненависть, то сочувствие… То желание сломать, наслаждаясь, как голову склонять начинает, то ярость на самого себя, что жалею в последний момент.
Думал, убью на месте, когда про жену тогда сказала, одним выстрелом прикончу. Помню, даже рука дернулась к кобуре, только я ствол перед этим охраннику отдал… как чувствовал. Иначе не знаю, чем бы закончилось все. Швырнул в машину, задыхаясь от злости, а потом смотрел, как она ладонью кровь с разбитой губы вытирает, и понимал, что в следующий раз не сдержусь. Как и то, что она не угомонится. Упертая идиотка. Не понимает, дура, что только что на волосок от смерти была. И самое страшное — меня все это заводило до такой степени, что трясти начинало только от мысли о ней. С самого первого взгляда, как увидел, словно что-то щелкнуло внутри. Мне за это хотелось ее придушить, нахрен.
Тогда и решил, что спугнуть нужно. Инстинкт самосохранения активизировать, чтобы мозги включила в первую очередь. На горло наступила собственной спеси и демарши свои прекратила. Страх — лучший метод. Испокон веков. Парализуй волю человека — и он твоя марионетка. Страх заставляет нас раскрашивать картины в своем воображении исключительно в темные тона, а потом поверить, что они — это и есть наша реальность.
Приказал транквилизаторами колоть постоянно, чтобы не успевала в себя приходить, а потом ужаснулась от того, что выпала из реальности. Во времени и пространстве потерялась, не понимая, что с ней происходит. Полная тишина, изоляция, видеонаблюдение, стены, покрашенные в белый цвет, и… неизвестность. А когда смотрел, как в сон проваливалась тревожный, кричала что-то, плакала во сне, сердце на долю секунды сжалось… Не знаю, о чем думал тогда — за короткие мгновения в голове миллион мыслей пролетело. Но про дочь вспомнил, кулаки от злости сжимая, и какое-то извращенное удовольствие ухмыльнуться заставило. А затем вдруг так гадко на душе стало, что я подорвался с кресла, чтобы не смотреть больше, как она хватала руками накрахмаленную простынь и мотала головой из стороны в сторону. Каждую ночь ее мучили кошмары. Каждый раз она хотела проснуться, но как только открывала глаза, ее сбрасывали в эту пропасть опять. Вымотанная, уставшая, запуганная, с бледным лицом и синяками под глазами — такой стала дочь Ахмеда через неделю пребывания в моем доме. Да и поведение сменилось, по крайней мере, она хотела, чтобы я в это поверил. Не хамила охране, молча выполнила все требования Тамары Сергеевны и ко мне вдруг на "вы" начала обращаться. Притаилась девочка. Начала думать и анализировать, а не просто свой нрав демонстрировать. А потом истерика эта, и осколки вазы, которыми исполосовать запястья захотела. Я тогда на автомате все делал, а в голове одна мысль сиреной выла — "Не позволь ей себе навредить". Не знаю, что именно заставило меня поступить именно так. Позже я пойму, что тогда впервые увидел ее искреннюю. Обычную девочку, которой просто страшно. Которая осознала наконец, что стала игрушкой в чужих руках, и от ее желания уже ничего не зависит. Именно ее отчаяние заставило тогда мое сердце дрогнуть. Словно его тонкой иглой проткнули. Быстро и неожиданно.
