Собрав необходимую сумму, офицеры Умеоского корпуса обратились к лучшим петербургским искусникам. Рисовальщик и создатель скульптурных моделей Жан-Франсуа-Ксавье Гаттенбергер (его, правда, предпочитали на русский лад именовать Францем Ивановичем), подражая модным образцам, обратился к теме триумфального столпа, увенчанного бюстом славного полководца в одеянии античного воина, что уподобляло полководца начала XIX века легендарным героям Древнего Рима. Теннер искусно исполнил в серебре сложный, изобилующий символикой декор: и меч, и щит, и шлем, и двуглавого российского орла, терзающего шведского льва, и трофеи, не говоря уже о рельефах со сценами четырех славных сражений при Севаре, Куортане, Оровайсе и Ратане, кропотливо проработав мельчайшие детали и затем заботливо все вызолотив [103] . (См. цвет. илл. 11.)
Счастливое начало деятельности серебряных дел мастера Иоганна-Вильгельма Людвига в Петербурге
Конечно же, Теннеру помогали его талантливые подручные, но долгое время имена их не были известны. И вдруг неожиданно в 1980-е годы эрмитажные хранители обнаружили внутри колонны-памятника Н.М. Каменскому серебряную пластину с выгравированной горделивой надписью на немецком языке, переводящейся как: «Иоанн Вильгельм Людвиг уроженец Байрон (Баварии? – Л. К. ) работал вместе с придворным ювелиром Теннером в 1810 году». Конечно, серебрянику, прибывшему в Петербург из Гамбурга и тогда же, в 1808 году, записавшемуся в полноправные члены иностранного цеха, несказанно повезло. Иоганн-Вильгельм Людвиг и впрямь, видно, был искусным ремесленником, однако разбогатеть и завести собственную мастерскую в Московской части, в доме Алтерота удалось ему лишь в 1832 году, а в 1849 году она уже оказалась в доме Григорьева на Разъезжей. Больше ничего об этом серебряных дел мастере неизвестно. Однако качество работ Иоганна-Вильгельма Людвига было достаточно высоким, а поэтому не только в частных собраниях в Хельсинки, но и в отечественных музейных коллекциях сохранились до наших дней исполненные им кофейники, сахарницы, конфетницы, молочники, а также отличающиеся неплохой чеканкой подсвечники [104] .
Выдающийся петербургский мастер Аксель Гедлунд (Гедлюнд)
Зато в первой трети XIX века подлинно виртуозной чеканкой и тончайшим литьем выделялся среди собратьев по ремеслу выдающийся петербургский мастер Аксель Гедлунд (Гедлюнд). Родился он 14 октября 1764 года в норвежском Норрчепинге и там же получил азы образования. Однако только 7 марта 1795 года, ему в тридцатилетием возрасте наконец-то удалось в Стокгольме добиться статуса подмастерья. Зато уже в 1799 году, получив звание мастера, из маленькой шведской столицы он переезжает в Северную Пальмиру, где вступает в члены иностранного цеха ювелиров и вскоре своими работами завоевывает известность.
Не прошло и года, как искусного шведа начинает забрасывать многочисленными заказами Придворная контора. Да и неудивительно. Достаточно только взглянуть на дивную вазу для цветов, исполненную в 1817 году. Тогда все, даже мебель, костюм и его аксессуары старались воспроизвести античные образцы, вплоть до копирования археологических находок, обнаруженных в Помпее и Геркулануме. Искусство Древней Греции и особенно Рима считались высшими идеальными образцами, поэтому современные творения должны были изобиловать цитатами из античных памятников. Потому-то три красавицы, изысканно задрапированные в хитоны и поддерживающие подобно кариатидам широкую ажурную чашу, помещены на высокий пьедестал, поддерживаемый крылатыми хищными лапами и усыпанный гирляндами и венками из победных лавров, развивающимися ленточками, некогда усиливавшими награду, колчаны со стрелами и короткие дротики. Все это великолепие не обходится без непременных рядов акантов и пальметок.
Не менее хорош и канделябр, сделанный в 1821 году. Так же торжественно вздымается на постаменте, поддерживаемом на сей раз крылатыми грифонами, мощная высокая колонна, увенчанная короной рожков-подсвечников, на коих шаловливые амуры правят оленями. И опять непременные шеренги акантов, пальметок и яйцевидных ов. Кругом царит торжество симметрии, уравновешенности, соединенной с помпезностью, столь присущей памятникам Древнего Рима времени императоров. Дивное литье и великолепнейшая проработка деталей заставляют предположить, что Аксель Гедлунд то ли сам владел искусством лепки, то ли у него были возможности приглашения профессионального скульптора. Восхищение вызывает и продуманный контраст полированного и матового серебра, приводящий к игре светотени.
