Меня, во всяком случае, нет.
Вера.
Напрасно, Алеша. Племянница ее первого мужа была за двоюродным братом Барбашина.
Трощейкин.
А! Это другое дело...
Входит Элеонора Шнап: фиолетовое платье, пенсне.
Антонина Павловна.
Как любезно, что вы зашли. Я, собственно, просила не разглашать, но, по-видимому, скрыть невозможно.
Элеонора Шнап.
К сожаленью, об этом уже говорит вес, вес город.
Антонина Павловна.
Именно, к сожалению! Очень хорошо. Я сама понимаю, что этим нечего гордиться: только ближе к могиле. Это моя дочь Вера. Любовь, вы, конечно, знаете, моего зятя тоже, а Надежды у меня нет.
Элеонора Шнап.
Божмой! Неужели безнадежно?
Антонина Павловна.
Да, ужасно безнадежная семья. (Смеется.) А до чего мне хотелось иметь маленькую Надю с зелеными глазками.
Элеонора Шнап.
Т-ак?
Любовь.
Тут происходит недоразумение. Мамочка!
Антонина Павловна.
Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас будем чай пить.
Элеонора Шнап.
Когда я сегодня узнала, то приам всплеснула руками. Думаю себе: нужно чичас проведать пойти.
Любовь.
И посмотреть, как они это переживают?
Антонина Павловна.
Да она-то откуда знает? Алеша, ты разболтал?
Любовь.
Мамочка, я тебе говорю, тут происходит идиотская путаница. (К Шнап.) Дело в том, что сегодня рождение моей матери.
Элеонора Шнап.
Несчастная мать! О, я все панмаю...
Трощейкин.
Скажите, вы, может быть, этого человека...
Любовь.
Перестань, пожалуйста. Что это за разговоры?
Элеонора Шнап.
Друг спознается во время большого несчастья, а недруг во время маленьких. Так мой профессор Эссер всегда говорил. Я не могла не прийти...
Вера.
Никакого несчастья нет. Что вы! Все совершенно спокойны и даже в праздничном настроении.
Элеонора Шнап.
Да, это хорошо. Никогда не нужно поддаваться. Нужно держаться -- так! (Любови.) Бедная, бедная вы моя! Бедная жертвенница. Благодарите бога, что ваш младенчик не видит всего этого.
Любовь.
Скажите, Элеонора Карловна... а у вас много работы? Много рожают?
Элеонора Шнап.
О, я знаю: моя репутация -- репутация холодного женского врача... Но, право же, кроме щипцов я имею еще большое грустное сердце.
Антонина Павловна.
Во всяком случае, мы очень тронуты вашим участием.
Любовь.
Мамочка! Это невыносимо...
Звонок.
Трощейкин.
Так, между нами: вы, может быть, этого человека сегодня видели?
Элеонора Шнап.
Чичас заходила, но его не было у себя. А что, желайте передать ему что-либо?
Входит Ревшин.
Ревшин.
К вам, Алексей Максимович, госпожа Вагабундова.
Трощейкин.
Сию минуту. Слушай, Люба, когда придет Куприков, вызови меня немедленно.
Вагабундова входит как прыгающий мяч: очень пожилая, белое с кружевами платье, такой же веер, бархотка, абрикосовые волосы.
Вагабундова.
Здрасте, здрасте, извиняюсь за вторженье!
Алексей Максимович, ввиду положенья -
Трощейкин.
Пойдем, пойдем!
Вагабундова.
-- и данных обстоятельств -
Любовь.
Сударыня, он сегодня очень в ударе, увидите!
Вагабундова.
Без препирательств!
Нет -- нет -- нет -- нет.
Вы не можете рисовать мой портрет.
Господи, как это вам нравится!
Убивать такую красавицу!
Трощейкин.
Портрет кончить необходимо..
Вагабундова.
Художник, мне не нужно геройства!
Я уважаю ваше расстройство:
я сама вдова -
и не раз, а два.
Моя брачная жизнь была мрачная ложь
и состояла сплошь
из смертей.
Я вижу, вы ждете гостей?
Антонина Павловна.
Присаживайтесь, пожалуйста.
Вагабундова.
Жажду новостей!
Трощейкин.
Послушайте, я с вами говорю серьезно. Выпейте чаю, съешьте чего хотите, -- вот эту гулю с кремом, -- но потом я хочу вас писать! Поймите, я, вероятно, завтра уеду. Надо кончать!
Элеонора Шнап.
Т-ак. Это говорит разум. Уезжайте, уезжайте и опять уезжайте! Я с мосье Барбашиным всегда была немножко знакома запанибрата, и, конечно, он сделает что-либо ужасное.
Вагабундова.
Может быть, метнет бомбу?
А, -- хватит апломбу?
Вот метнет
и всех нас
сейчас -- сейчас
разорвет.
Антонина Павловна.
За себя я спокойна. В Индии есть поверье, что только великие люди умирают в день своего рождения. Закон целых чисел.
Любовь.
Такого поверья нет, мамочка.
Вагабундова.
Поразительное совмещенье:
семейный праздник и -- это возвращенье!
