А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Ну! Что меня?
З и н а и д а И в а н о в н а. Да семьдесят лет мне сегодня стукнуло! (Засмеялась, застеснялась, даже попыталась закрыться фартуком.)
К и р и л л. Мои поздравления, Зинаида Ивановна!
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Мне нет прощения!
З и н а и д а И в а н о в н а. Что ты, Антоша. Да я сама только на прошлой неделе вспомнила. И ты оставайся, Кирюшечка.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (долго целует руки Зинаиде Ивановне). Это же юбилей! Мы такой пир закатим! Кирилл, не думайте ни о чем. Все прелестно. Зине семьдесят! Все замечательно! Что же я стою здесь! Именно сегодня мой клей должен достигнуть подлинной кондиции. Кирилл Сергеевич, вы обратили внимание — вместо одной ножки ящик. Стол расшатался. Но недавно я прочитал в «Строительной газете» замечательный рецепт клея. Клеит все — дерево или железо. Сейчас с его помощью я водворю ножку на ее законное место. Сегодня все должно быть на месте! (Почти убегает из кабинета.)
З и н а и д а И в а н о в н а. А ты, Кирилл, в столовую проходи. Отдохни.
Идут в столовую.
Вот газетки, журнальчики почитай.
Кирилл с жадностью набрасывается на журналы.
(Улыбнулась.) Странные вы все… Феденька вот в музыку в свою уткнется, ему хоть весь мир сгори, Валерка в хоккей, Антоша в газеты, Марина в словари, и ты, смотрю, тоже…
К и р и л л (быстро листает журнал). Откуда они у вас?
З и н а и д а И в а н о в н а. Марина Дмитриевна со всего света навезла.
К и р и л л. Путешествует?
З и н а и д а И в а н о в н а. Должность у нее такая. Все Нью-Йорк, да Женева, да Париж. Люди-то сдуру завидуют, а я смотрю, как она мается. Приезжает худющая, маетная… Ей еще на этих коктейлях пить приходится. По работе нужно, что поделаешь… Ну я… (Видя, что Кирилл не слышит ее, углубившись в чтение, уходит на кухню.)
К и р и л л (перечитывает одну и ту же французскую фразу, потом откладывает журнал). Забыл… почти все забыл. Какая ерундистика… Ай-ай… ай… (Ударил со злости себя по колену, встал, подошел к портрету своей бабушки и долго смотрел на него.)
В комнату входит В и к а с тетрадкой в руке. Из стильной девочки с улицы Горького Вика превратилась в довольно замкнутую, редко улыбающуюся женщину в очках. Аккуратно, но неярко одевается нынче Вика: только модные очки. Пауза. Кирилл и Вика смотрят друг на друга, узнавая.
В и к а. Снова тута Таратута?
К и р и л л (засмеялся). А меня никто с той поры в рифму не называл.
В и к а. Трудно с юмором в Торжке?
К и р и л л. Под Торжком.
В и к а. Сослали из Торжка?
К и р и л л. На сорок пять километров. Совхоз «Красногвардейский». Рядом могила Анны Керн.
В и к а. Что за сенсацию вы привезли на этот раз?
К и р и л л. Может, сначала поздороваемся?
В и к а. На «вы» или на «ты»?
К и р и л л. А как… правильнее?
В и к а. На «вы»…
К и р и л л. Значит, здравствуйте… те… Вика.
В и к а. Бонжур, мсье Таратута, французский забросили?
К и р и л л (смутился). Почти.
В и к а. Дед очень переживал за вас. Считал, что вам нанесено смертельное оскорбление.
К и р и л л. А вы как считаете?
В и к а. Сейчас я, честно говоря, уже смутно помню ту историю. (Кладет тетрадку на стол.) Думала, хоть в столовой пусто, позанимаюсь. А в своей комнате заниматься невозможно — там муж переживает.
К и р и л л. Чего же это он переживает?
В и к а. Трудно жить на свете ветеранам, если они, конечно, не ветераны гражданской войны.
К и р и л л. А из каких же он?
В и к а. Из хоккейных. Знаменитый нападающий, заслуженный мастер спорта, но ветеран. Вот он сейчас сидит и переживает — включат его на этот раз в сборную или нет. Шумно переживает, так что работать невозможно.
К и р и л л. Значит, все-таки он.
В и к а. Да, да, Валерий… Не смотрите на меня с сожалением. Его слава давно уже затмила славу моего прапрапра… А вы по-прежнему в Министерстве связи?
К и р и л л. Мы трудимся, как говорится, на одной ниве. Вы же учительница?
В и к а. Преподаю французский. Восьмые, девятые, десятые классы. Школа номер сто семьдесят. Кличка — «Ворона».
К и р и л л. А меня они называют «Штирлиц».
В и к а. Совсем не похоже.
К и р и л л. Я спросил как-то одну умненькую девочку из девятого класса — почему «Штирлиц»? Она ответила с легким презрением: «Потому что вы, как Штирлиц, хорошо относитесь к малым мира сего». А как же иначе — у меня русский язык и литература.
