В и к а. Опять на неделю останетесь?
К и р и л л. Просто Зинаида Ивановна пригласила меня на день рождения.
С т р у ж к и н. Ничего не понимаю.
К и р и л л. Сегодня Зинаиде Ивановне исполняется семьдесят лет.
В и к а. То-то из кухни так вкусно пахнет.
К и р и л л. А я действительно должен отлучиться. Но я вернусь.
В и к а. За портретом.
К и р и л л. Опять угадали, Виктория. (Уходит.)
С т р у ж к и н. То есть как это… не пойдем. От Кузнецова сейчас зависит все. Когда я пробиваю дополнительные фонды…
В и к а. Стружкин, вам не идет быть директором.
С т р у ж к и н (улыбнулся). «Не попрекай… не попрекай меня без нужды», как любят говорить в Белом доме. (Неожиданно зло.) Думаешь, это так привлекательно — тащить весь этот воз? Антон Евлампиевич, к несчастью, стар. А кто мог бы стать директором, твой папа или, может, ты?
В и к а. Аллах, спасибо тебе, что избавил меня от этой судьбы.
С т р у ж к и н. Ты стала циничной, Вика.
В и к а. Циничные больше ценятся. (Исчезает в столовой.)
Стружкин один. Потом входит Н и н а. Если Стружкин мало изменился внешне за эти годы, разве стал солиднее, неторопливее, то Нина изменилась круто и решительно. Куда девалась прежняя вялость, меланхоличность. Сейчас она вся дышит какой-то отчаянной веселостью, энергией, бесшабашностью. На ней нарядный брючный костюм, весьма смело облегающий ее пышную фигуру.
Н и н а. Ты уже здесь…
С т р у ж к и н (разглядывая костюм Нины). Смелый туалет.
Н и н а (захохотала). Все бабы ахнут.
С т р у ж к и н. Марина привезла?
Н и н а. Она меня не забывает.
С т р у ж к и н. Некоторым носить брюки противопоказано.
Н и н а (простодушно). Да? А почему?
С т р у ж к и н. Одежда должна скрывать недостатки фигуры, а не подчеркивать их.
Н и н а. А морякам, между прочим, нравятся плотненькие. Вот так, и никаких диет! Сегодня и шашлычок по-карски, и цыпленочка табака усижу. И вообще загуляем со своим Черномордиком по-черному…
С т р у ж к и н. Какие шашлыки? Откуда они в этом доме? Здесь не пьют и не едят слишком острого.
Н и н а. При чем тут наш дом? Сегодня Жора получает пенсию, и мы…
С т р у ж к и н. Сегодня вы… ты и твой морской вол будете смирно сидеть за этим столом и пить чай с пирожками, начинка — яблочный джем. У вашей мамы, видите ли, юбилей.
Уходит в кабинет. Нина в растерянности. Потом снимает со стены гитару и тихо наигрывает. Одновременно со С т р у ж к и н ы м в кабинет входит А н т о н Е в л а м п и е в и ч.
Ну вот и вы наконец. Только что от Александра Павловича. Я был вынужден согласиться с его требованиями. Действительно, мы требуем дополнительных фондов, а пропускная способность музея чрезвычайно мала.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Когда я слышу эти слова: «пропускная способность», в лучшем случае в моем мозгу возникает образ мясорубки.
С т р у ж к и н. Одна-две экскурсии. Пятнадцать — двадцать человек.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Но больше музей не вмещает.
С т р у ж к и н. Это сейчас. Но как только мы снесем вот эту стену — между кабинетом и столовой, — в один раз мы можем принять человек пятьдесят…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (не сразу). Именно небольшая прихожая. Все эти фотографии, репродукции висели еще при отце. Скромный, совсем не обширный кабинет.
С т р у ж к и н (почти строго). Упрямство в этом вопросе пойдет вам не на пользу.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (опуская голову). Я понимаю. Может быть, вы правы…
С т р у ж к и н. Знаю, знаю, что вы хотите сказать. И это мы учли особо, как говорят народные заседатели. Один-два раза в месяц экскурсии будете проводить вы. Но это в особых, торжественных случаях. Надо брать курс на крупные коллективы, на массовость. Но это уже мои заботы.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Но иногда ведь бывает больше пользы, когда зайдет молодой человек или девушка, вдвоем или каждый по себе. И поверьте, мне кажется, больше пользы, когда они прикасаются…
С т р у ж к и н. Вы становитесь сентиментальны, Антон Евлампиевич. А жизнь ушла далеко вперед. Вы можете вспомнить, когда мы последний раз собирались за этим столом? Чтобы только все… всей семьей…
Антон Евлампиевич молчит.
