— Скотч, — сказал Питер, впервые за весь вечер перестав чувствовать себя одиноким.
— «…прискачу я в Алабаму с банджо на лихом коне». - приятным голосом пел американский пилот. Судя по его виду, он находился на вершине счастья.
— Джин с лаймом, — сделал заказ один из южноафриканцев, которого товарищи называли Ли. Это был верзила в чине капитана. Из высоко закатанных рукавов его форменной рубашки торчали мощные, голые до плеч ручищи. — Всем джин с лаймом! — распорядился он. — А ты что пьешь, кэптен?
— Я уже заказал, — улыбнулся Питер.
— Он нам сказал, что заказал… — пропел американский пилот. — Неужели вам не понятно? Английский капитан сказал, что уже заказал. А мы ему споем: «Кэптен, закажи еще, и еще, и еще…».
Бармен, улыбаясь от уха до уха, поставил перед Питером две порции шотландского виски, а гигант Ли слил их в одну посудину. После этого все подняли стаканы.
— За Южную Африку, — сказал один из американцев.
Они выпили.
— За сержантов, — сказал любивший петь американец, и улыбнулся усатому лейтенанту из Южной Африки.
— Потише, пожалуйста, — сказал лейтенант, тревожно оглядевшись по сторонам. — Я могу оказаться в тюрьме на пять лет.
— Не правда ли, что этот джентльмен выглядит, как настоящий джентльмен? — спросил Ли у Питера, обняв усатого лейтенанта за плечи.
— Ну конечно, — сказал Питер.
— Всё, — сказал лейтенант, — я уже за решеткой.
— А между тем, он вовсе и не джентльмен. Он — сержант. Проклятый сержант в моей треклятой роте!
— Десять лет, — произнес усатый лейтенант.
— Мы находимся в самоволке, — продолжал Ли. — Мы, это сержант Монк, произведенный мною на один вечер в лейтенанты, настоящий лейтенант Фредерикс… — он указал на невысокого рыжеволосого офицера, сидевшего чуть дальше за стойкой бара, — …и я собственной персоной. Мы — фермеры, люди независимые. И когда начальство, будь оно проклято, сказало «Никаких отпусков!», мы сказали начальству «Прощай». Три недели в песках в шестидесяти километрах от жилья… А этому жалкому пехотному сержанту я сказал: вот тебе лейтенантские нашивки, срывай свои лычки. Мы хотим показать тебе самые знаменитые места города, чтобы ты по возвращении мог потрясти бедняг солдат враками о красивой жизни в Каире.
— Весь день и вечер мне приходилось разговаривать с людьми не меньше, чем в чине бригадира, — заметил Монк. — Боялся, что у меня не выдержат нервы.
— Все продумано, — сказал Ли. — Если появляется патруль и начинается проверка документов, я хватаю Монка за одну руку, Фредди — за другую, и я докладываю: «Мы производим арест, сэр. Этот человек выдает себя за офицера».
— Десять лет тюрьмы, — вздохнул Монк и добавил: — Давайте ещё по одной, я плачу.
Питер рассмеялся.
— За всех сержантов, где бы те ни находились, — сказал он и поднял стакан.
Они выпили.
— Справа от меня располагаются Военно-воздушные силы Соединенных Штатов Америки, — заметил Ли.
Американцы, приветствуя Питера, подняли стаканы, а тот, который до этого пел «О, Сюзанна», затянул «Чаттанугу Чу-Чу». ВВС США были представлены парой лейтенантов и одним майором в возрасте двадцати четырех лет.
— Американская воздушная армада отправляется домой. Время их командировки истекло и они летят домой через Англию. Лишь у пехоты командировки никогда не кончаются. Бедная, вонючая пехтура, будь она проклята, постоянно находится в деле…
— Неквалифицированный труд, — спокойно заметил один из пилотов. — Мы же товар штучный. Механизм чувствительный и легко ранимый. Мы утомились от войны. Наш боевой дух столь же низок, как мораль египетской шлюхи. Мы бомбили слишком много целей и видели чересчур много взрывов зенитных снарядов. Нас все время обходили наградами. Теперь мы отправляемся домой учить молодых стрелять.
— Лично я лечу домой, чтобы заняться играми с женой, — мрачно заявил двадцатичетырехлетний майор.
— Пехота не испытывает такого напряжения, — заметил любитель пения. У пехотинца нет иных дел, кроме как шагать под обстрелом и быть убитым. И их нервы не находятся на пределе, как у воздушных асов. Капитан, продолжил он, обращаясь к Питеру, — у вас такой вид, будто вы тоже немного устал от войны.
