— Ну ладно, — утомленно произнес Буяр, — если вы так хотите… Но должен вас предупредить, что если мы скажем что-нибудь не так, то окажемся у стенки перед взводом солдат с винтовками.
Жувэ принялся отчаянно теребить носовой платок, и Буяр бросил на него вопросительный взгляд.
— У нас нет необходимости подставлять себя, выступая с предложениями, — сказал Лаба, для вящей убедительности сопровождая слова взмахом тяжелых рук привыкшего к труду человека. — Вначале мы можем лишь подступиться к предмету, а затем будем двигаться очень осторожно, как входящий в порт корабль…
— Вот это уже лучше! — громко произнес сержант, которого радовала любая отсрочка. — Превосходно! Гораздо лучше!
Буяр холодно на него взглянул, сержант мгновенно умолк и стал нервно рыться в кармане, нащупывая пачку сигарет.
— Согласись, ведь вполне возможно составить представление о человеке, не задавая ему прямых вопросов, — сказал Лабе, пытаясь окончательно убедить Буяра.
— Возможно, — без всякого энтузиазма согласился Буяр. — Очень может быть.
— Я с ним поговорю, — сказал Лаба. — Я к таким вещам привык. Мне семь лет подряд приходилось выступать на собраниях профсоюза, а что может быть опаснее…
Он оглядел присутствующих, ожидая, что кто-нибудь рассмеётся и тем самым немного снимет общее напряжение, но только маленький Жувэ, которого всегда отличала вежливость, слегка улыбнулся, когда понял, что Лаба решил немножко пошутить.
— Ну хорошо, — протянул Буяр и ласково погладил винтовку, в результате чего её ствол стал смотреть в сторону капрала Милле. — Итоги буду подводить я. А ты, — ствол, направленный на Милле, угрожающе качнулся. — Ты не вздумай открыть свою пасть. Ясно?
Капрал Милле напрягся, со страхом чувствуя, что его честь требует, чтобы он, так или иначе, выразил свой протест. Кроме того, капрал прекрасно понимал, что жизнь ничего не будет стоить, если он вступит в армию США. Взглянув на большие, спокойно лежащие на винтовке ладони Буяра, он сказал едва слышно:
— Это ваше дело. А я умываю руки.
Буяр рассмеялся.
Сержант Фурье закурил сигарету — подарок пухленькой жены-массажистки, которая сейчас, видимо, наслаждалась ужином в их скромной, открытой на три стороны и защищенной портьерами квартирке в Алжире. Как хорошо, что она не знает о том, в какое отчаянное положение попал её супруг. Сержант вздохнул, поднялся с земли, протиснулся между Буяром и капралом Милле и остановился в темноте за краем навеса, чтобы получить хотя бы крошечное, но все же утешение от своей сигареты. За его спиной под навесом из брезента царила глухая тишина. Солдаты чего-то ждали.
Лейтенант Дюмэтр, спотыкаясь на неровностях темной почвы, медленно брел в направлении артиллерийских позиций, в который раз прокручивая в голове вступительную фразу: «Солдаты, я хочу быть с вами предельно откровенным. Я намерен вывесить на этом орудии белый флаг и передать батарею…». Впрочем, возможно, что он скажет так: «Не исключено, что завтра утром здесь появятся американская армия. Без моей команды огня не открывать…». Лейтенант уже успел поклясться себе, что такой команды не будет. В пользу последнего способа можно было привести много убедительных доводов. Во-первых, он, в отличие от первого сохранял свободу маневра и в силу этого представлялся менее опасным. Во-вторых, он не связывал себя никакими обязательствами до самого конца, до того момента, когда уже будет поздно ему помешать. Конечно, оставался и третий путь. Можно встать перед строем солдат и излить свое сердце, сказав звонкими словами о позоре родной страны, призвать их забыть о себе, забыть об остававшихся во Франции родных и помнить только о чести и неизбежной победе… Он уже видел себя немного побледневшим от волнения и исполненным красноречия. Залитый бледным светом луны он стоит перед своими людьми, и голос его то гремит, вздымаясь до небес, то падает до шепота…. Солдаты слушают его, замерев в строю, а по их небритым щекам катятся слезы… Лейтенант потряс головой, отгоняя наваждение, и криво усмехнулся, припомнив свою манеру говорить — медленную, сбивчивую и неопределенную. Такими словами он не смог бы увлечь солдат даже в ближайшее кафе, а сейчас речь идет не о посещении кафе, а том, чтобы люди бездумно согласились на судьбоносный и, возможно, смертельно опасный поступок…
