Не захотел встретиться. Забыл. Вычеркнул из жизни.
— Да он просто понял, что это не ты, — сказала Наташка. — Представляешь? Он понял, что я — не ты. Ты бы слышала его голос… Ты ему не безразлична.
— Я слышала все.
— Ты не понимаешь: я уверена, что он думает о тебе. И, мне кажется, расстроился, что это не ты. Блин! Надо было тебе самой звонить! Звони! Звони сейчас! Если стесняешься, мы с Ленкой даже выйдем! Звони!
Я покачала головой — нет, Ленка была на моей стороне.
— Сейчас это глупо. Он сравнит ваши голоса и поймет, что она сидела рядом. Подумает, что разыгрывают. Сейчас звонить нет смысла.
— Что-то я загрустила, — протянула Наташка. — Не удивлюсь, если он тоже тебя любит. Ты бы слышала его голос.
Компания — есть компания, и мы загрустили втроем. Не знаю, о чем думали они, а я — об Артеме. Я испытывала к нему более сильные чувства, чем думала изначально, чем рассчитывала изначально. Люблю?
Внутренний голос, который имел привычку гласить правду, когда его не спрашиваешь, твердил, что от Артема мне нужны только прописка и квартира. Голос врал.
Слышишь, голос? Ты врал!
Хотя, в твоих словах и была правда.
Одесситы боятся приезжих. И правильно делают. Не в обиду, но многие местные расслабились, все им идет в руки само, жизнь складывается, живут у моря, красивейший город — оттого и смех, и шутки, и леность. Привыкли жить просто. А нам, из глубинок, приходится зубами прорывать дорогу. И мы стараемся, иногда от зубов остаются осколки, а бывает, что зубы превращаются в клыки или только отбеливаются. Годам к сорока мы становимся с местными в ряд, но за плечами у нас огромный послужной список и прошлое, и тогда мы тоже начинаем ненавидеть приезжих.
Потому что они идут следом и наступают на пятки уже нам. Новым местным. Будущим коренным.
Мы оттесняем тех, что слабее, а некоторых пытаемся сбросить. Но мы делаем это ради высокой цели.
Говорят, Родина там, где твое сердце. Мое забилось в Одессе.
И словно услышав мои мысли, город сделал шаг мне навстречу.
— У меня здесь родственница живет, — сказала Ленка. — Девяносто лет. Живет одна в двухкомнатной квартире. Может, к ней переедешь? До работы будет ближе в два раза.
Я сделала вид, что сомневаюсь, и она продолжила:
— Подумай. Денег платить… наверное, гривен сто — а так, лишь бы порядок был.
— Типа сиделки?
— Нет, сиделка ей пока не нужна, иначе пришлось бы нам тебе доплачивать. Давай завтра сходим — познакомишься.
Я выжидательно посмотрела на Наташку — та кивнула. Одобрено. Надо будет сразу ехать с вещами, чтобы никто не передумал. Скорей бы в квартиру, уют и ванную!
С Черноморки я уезжала без сожалений. Это район для отдыха, но не для жизни. А вот бабка плакала, говорила, что если что, то она потеснится и примет меня в свою комнату, пока другие будут на ремонте.
Мне хотелось рассмеяться ей в лицо и просить:
— А в постель свою часом не примешь?
Но я проявила тактичность, предусмотрительность и смолчала. Достаточно шока в ее глазах, когда бабка увидела, что за мной приехали на машине. Старенькая иномарка, но вряд ли она разбиралась в них лучше меня, а я делила машины только на «наши» и «нет».
Она даже дотянула мою сумку до машины. Я не возражала — все же исполняю ее новогоднее желание, освобождаю территорию, а за желание и потрудиться в радость.
— Ты уж прости, если что, — увещевала бабка сквозь всхлипы.
Я благосклонно кивнула, села в машину и вычеркнула ее из жизни. Этого не было. Просто страшный сон, который должен развеяться.
Но вышло из огня да в полымя, как говорится.
Новую бабулю звали баба Аня. Увидев нас у себя на пороге, она растерялась, если не испугалась. Хлопала серыми ресницами, сдвигала недовольно брови и постукивала по полу скрюченной палкой. Зайти не предложила.
— Это тебе квартирант, — безапелляционно заявил Ленкин муж, протискиваясь в квартиру. — Все ж веселее будет, и ночью спокойнее. Если подружитесь, когда и за лекарствами сходит. Мы ведь не можем каждый раз наведываться — далековато.
Мы зашли следом за ним.
— У тебя машина, — ворчала старушка, но стучать палкой перестала.
Куда больше отстукивания марша деревянной палкой ее заинтересовала моя кандидатура. Подошла ближе, подняла маленькую головку, впилась выцветшими глазками-бусинками.
