— Ты делаешь ошибку.
Директриса была так ошарашена, что поднялась, преодолела отделявшее нас расстояние и внимательно всматривалась в мое лицо.
— Наташа, ты делаешь ошибку. Не принимай необдуманных решений. Иди. Иди работай. Она специально разыграла перед тобой представление, но меня не проведешь. Говорит: денег нет. У меня есть люди, которые заставят заплатить. Она заплатит мне за все, и даже больше. За все. Я найду способы.
Надо признать, Алла Борисовна умела убеждать. Или гипнотизировать. Я вышла из ее кабинета, потерянно осмотрелась по сторонам. Зачем я устраивала бурю в стакане воды? Пустяк, да и только.
— Мне жить не на что, — услышала рядом слова Ольги.
Она сидела с очередной салфеткой рядом с по-прежнему равнодушной Оксаной.
Не хочу быть на ее месте.
Я вернулась в кабинет директрисы, бросила на стол фартук и вышла из магазина. На душе стало легче, вроде бы и не было никогда истории с двумя гривнами, не было унижения перед покупателями в магазине «Персик», не было ночных смен по отмыву сарделек.
Чистый лист. Ровное дыхание. Прилив сил на задуманное.
Я пришла на курсы, но Артема у входа не было. Он опаздывал. Или решил не приходить вовсе? Быть может, родители передумали на счет необходимости изучения языков?
Кстати, папу его я так и не видела. И мама Артема о нем не упоминала. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папы попросту не было, и что мой мальчик умеет и любит врать.
Делать больно — легко. Вот пришел все-таки. Не один. С Наташкой-худышкой.
Бросил мне «привет» и отвернулся к ней.
Я почувствовала головокружение — быть может, упало давление, быть может, я даже в цвете лица изменилась, как говорят в Одессе — без разницы. Дешевая пудра — спасение от унижения.
Представление набирало силу. Вот он склонился к острому ушку Наташки, что-то шепчет. Она хихикнула, покосилась в мою сторону и согласно кивнула.
Мерзко.
Канадец объявил перерыв — все вышли на улицу. Замешкавшись, я вышла тоже.
Передо мной привычный барьер из спин, дым, смех и голос Артема:
— А, может, потом в киношку рванем?
— С тобой? — томный голос Наташки. — Вдвоем? Мурлык, хочу!
Мурлык? Новое прозвище моего мальчика?
Он бросил взгляд в мою сторону.
— Мурлык — будет.
Бросил сигарету и увел Наташку обратно на занятия. Группа потянулась следом за ними.
Я осталась одна, в окружении затухающих окурков, в снегу, и чувствовала, как холод сквозь потертые ботинки пробирается в душу.
Я брела по ночному городу. Фонари, снег, фонари. Холод.
Ночной город прекрасен. Я люблю его так же, как Артема, потому ли, что он причиняет идентичную боль? Вопреки?
Я остановилась. Люблю? Артема?
Пусть отмоется…
Слова мамы Артема потушили возрождавшееся чувство к ее сыну. Показалось. Ничего не было.
Если кто-то или что-то могло так же унять голод, я бы так и осталась ни с чем, вся в розовых соплях наивности и мыслями об Артеме, но пришлось встать, забыть все, что мешало сосредоточиться и искать работу.
Плюс: мой диплом пару раз попросили для посмотреть, минус: после нескольких вопросов о менеджменте, возвращали обратно и обещали позвонить. Обещаний не выполняли.
Через две недели я совсем упала духом, еще раз попросила в долг у родителей, еще раз потратила все деньги, еще раз скупила пачку газет с объявлениями. И благодаря одному из них узнала, что Черноморка — не конец географии, а центр вселенной по сравнению с Еврейским кладбищем и переулком Чапаева, куда меня пригласили на собеседование.
База дальнобойщиков, гостиница дальнобойщиков, второй этаж, а там две комнаты с претензией на офис.
Директор, пригласивший на встречу, не вызвал доверия. Слишком обходительный, слишком прищуривается, рассматривая меня, и бородка у него слишком стильная. Все слишком, даже тот простой, что он задал в качестве экзамена:
— Включить компьютер сможешь?
Я включила.
— Принята.
От счастья я едва не бросилась ему на грудь. Только обручальное кольцо у него на пальце и сдержало.
— Пойдем знакомиться с коллективом, — сказал директор.
Для знакомства пришлось спуститься на улицу к курившей симпатичной блондинке.
— Лена…
Она окинула нас упрекающим взглядом — мол, чего прервали? Директор как-то виновато посмотрел на нее, потом на меня.
