— Ты хочешь сказать, все пока не так. А что прошлой ночью было?
Я-то надеялась, что тему прошлой ночи мы уже проехали.
— Томас, прошу тебя. — Мне хотелось забраться под стол и спрятаться там. Что угодно, лишь бы не участвовать в этом разговоре. — Ничего такого не происходит.
— Да ты пыталась камеру слежения разбить. Ты явно кипишь вся внутри.
Я ждала, когда же он об этом скажет.
— Тебе не о чем беспокоиться. Правил мы не нарушали.
Томас нарисовал пальцем на рассыпанных на столе белых гранулах кружочек, а потом перевел взгляд на меня:
— Но у тебя же есть к нему чувства?
— Тут все очень сложно.
Правила. Доверие. Ава.
— Я предполагал, что может случиться нечто подобное. Поэтому и хотел быть уверенным в том, что Майкл не нарушит условий, поставленных мной, а также «Песочными часами». — Томас откинулся на спинку стула, глядя на меня так, словно он оценивал здание, прежде чем его купить. — Я не хочу, чтобы ты пострадала.
— Этого не произойдет, — улыбнулась я. — Наши с Майклом отношения строго профессиональные. Мы ни разу даже близки не были к тому…
Томас поджал губы, и я смолкла.
— Ну, то есть за исключением того случая в патио, мы даже близки не были к тому, чтобы сделать что-то недопустимое. — Я опустила взгляд на рассыпанный заменитель сахара, а потом рассеянно смела его на пол — и тут же почувствовала вину за то, что намусорила. — Хотя он и замечательный и очень рассудительный…
Губы брата сжились в такую тонкую полоску, что их почти совсем не стало видно.
— Но в любом случае ничего не происходит. — Я отряхнула руки и положила их на стол, пристально глядя Томасу в глаза. — Так нечего об этом и думать.
— Послушай, — начал брат, взяв меня за руки. — Я думаю, что это может быть важно. Эмерсон, будь откровенна. Твои к нему чувства как-то влияют на твое решение помочь ему?
— Нет. Не влияют, — возразила я, когда он посмотрел на меня с чувством собственного превосходства, как самый ответственный на свете старший брат. Я сжала его руки, чтобы подтвердить свои слова. — У Лайема Балларда есть семья, жена и сын. А я могу его спасти. После всего, что произошло, ты должен понимать…
— Я вижу, чем тебя это привлекло. Но я за тебя беспокоюсь, не в физическом смысле, хотя и за это тоже. — Лицо брата болезненно перекосилось, как и мое. — Как ты можешь спасать чьего-то чужого отца, не думая о собственных родителях?
— Это мы с Майклом уже обсудили. — Я уставилась на висевшую в центре потолка люстру, так как не хотела, чтобы Томас заметил мое отчаяние. И чтобы не потекли слезы. — Их вернуть нельзя. У нас есть только эта возможность, которая выпадает раз за всю жизнь. Прошлое менять нельзя. За исключением этого случая.
Какое-то время мы сидели молча, погрузившись каждый в свои собственные мысли: вспоминали о своей страшной потере. Томас откашлялся.
— Ты помнишь, что всегда говорил папа, когда предстояло принять ответственное решение?
Я едва не закатила глаза, когда мы произнесли хором:
— Выбирай то, что хотя бы было похоже на правильное решение.
— Точно. Эм, что бы ни казалось тебе похожим на правильный выбор, я тебя поддержу.
— Правильно будет помочь Майклу. А потом… — если будет какое-то «потом», — посмотрим.
Томас выпустил мои руки и посмотрел на дверь:
— Интересно, почему они так долго?
— Пойду проверю. — Я обрадовалась возможности закончить разговор, пока не сказала ничего лишнего, и я указала кивком на кухню: — Может, сходишь и раздобудешь мне хлеба и маринары? Тут же вроде все твое?
Направляясь через площадь, я вспоминала о том, что Майкл рассказывал Томасу и Дрю. На одной теме я зациклилась.
Майкл сказал, что путешественники плотные, а рябчики — газообразные.
Джек. Не плотный, не газообразный, серединка на половинку.
Майклу, Дрю и Томасу придется меня подождать. Мне понадобилось кое-что сделать. Срочно.
