Майкл все еще сидел рядом. Неистово дрожа, я заползла к нему на колени — мне было слишком страшно, так что о смущении я забыла. И снова возник электрический ток. На этот раз это меня не встревожило, а, наоборот, успокоило. Я постепенно перестала глотать ртом воздух, задышала спокойнее и наконец смогла говорить.
— Прости, — кашлянув, выдавила я. — Все в порядке.
— Врешь. — Майкл покачивал меня на руках, успокаивая. Я в кои-то веки не обращала внимания на нашу близость. Правда.
Я прижалась лбом к его плечу. Он потирал мне спину, а я старалась успокоить дыхание. Дедушкины часы пробили два, бой эхом отразился от стен комнаты.
В наступившей тишине страх наконец сменился неловкостью.
— Не надо.
— Чего не надо? — Я прижалась лицом к груди Майкла, пряча его.
— Я чувствую, что ты стесняешься, не надо этого. — Он приподнял мой подбородок. — Я уверен, что тебе этот сон уже не первый раз снится. О чем он?
— Дело не в том, что я не хочу тебе этого рассказывать, я просто… не могу.
— Эм? — Хвостик у меня на голове развязался. Майкл убрал волосы с моего плеча, а потом коснулся пальцами шеи. — Если хочешь поговорить, я выслушаю.
В глубине его глаз отражалась моя боль. Наша связь была настолько эмоциональной, что не давала мне вздохнуть. У меня было такое чувство, что Майкл уже знал, что я собиралась ему сказать.
— Мои родители. В тот день, когда их не стало…
Майкл обнял меня, я почувствовала себя защищенной, а сила тока утихла, осталось лишь тихое гудение.
Я вдохнула поглубже, а на выдохе вздрогнула.
— Это случилось, когда мы уехали отдыхать на горнолыжный курорт. Рябь я начала видеть за пару месяцев до этого, и родители не знали, что делать. Мне кажется, что они хотели вывезти меня из города, чтобы посмотреть, не прекратятся ли мои видения.
Майкл слушал, внимательно глядя на меня, — может быть, он предполагал, что я могу сломаться.
Я и сама о том же думала.
— Мы спешили на автобус, на котором собирались добраться до спуска для профи. А я никак не могла найти одну из палок. Я сказала маме, чтобы они с папой шли без меня, что я достаточно взрослая и приеду к ним потом сама. — Когда я вспомнила, каким тоном я это сказала, у меня защемило сердце. — С тех пор когда я начала утрачивать рассудок, она стала слишком уж меня опекать.
— Да, ты, похоже, не из тех, кто обрадуется чрезмерной заботе. — Майкл снова взял меня за руки.
— Мне это жутко не нравилось. Но мама не хотела ехать без меня. Мы вышли в коридор, продолжая спорить. Я была так увлечена, что не заметила, как на меня кто-то налетел. И я уронила рюкзак. Из него все высыпалось. Мама была очень недовольна, и я снова попросила ее не ждать меня. И они с отцом уехали.
От вращающейся двери дул холодный вечер, я чувствовала это, как будто все случилось только вчера. Я видела, как выходит мама и ветер бросает волосы прямо ей в лицо, на котором читается нечто среднее между сожалением и разочарованием.
— Причину так окончательно и не выяснили, предположительно это была либо ледяная глыба, хотя, может быть, что-то еще заставило автобус съехать с дороги. Автобус свалился с горы в наполовину замерзшее озеро. — У меня затряслись губы. — Люди провалились сквозь лед. Тела целых три дня собирали.
Майкл ничего не ответил, лишь крепче сжал мою руку. Я прижалась щекой к его плечу. Но не замолчала.
— И последнее, что я сказала… я сказала маме… что она мне не нужна. Я сказала, что не надо со мной тетешкаться, что я сама могу о себе позаботиться. Этого я никому не рассказывала. Даже Томасу.
Раньше я не отваживалась произнести этого вслух. Рассказывать о случившемся было все равно что переживать это заново.
— Ты ведь их любила, — утешал меня Майкл. — А они любили тебя.
— Я знаю.
Мы сидели неподвижно, единственными звуками в комнате были наше дыхание и тиканье часов. Я чувствовала дыхание Майкла.
— Нет, Эмерсон. — Он распрямил спину; заметно было даже, как побледнела его смуглая кожа. — Я такой идиот… Лайем… если кто и вправе изменить что-то в прошлом, так это ты.
— Прекрати. — Я покачала головой.
— Мы можем попробовать придумать, как сделать…
— А мы сможем? — Мой голос дрогнул. — Сможем?
