Я обнял ее, прижал к себе, пытаясь унять колотившую ее дрожь.
– Орвар…– Немного придя в себя, сказала девушка.– Он гнался за мной, а потом вдруг пропал…
– Орвар?!– И вмиг понял, что глаза меня не обманули. Сбыслава как-то виновато улыбнулась и всхлипнула.
– Не бойся.– Я усадил ее на мягкий мох, устилавший землю, и сел рядом.
– Вдруг он здесь?– Огляделась Сбыслава.– Мне страшно.
– Не бойся,– проговорил я, мягко коснувшись губами ее щеки.
Она не вырвалась, не убежала – доверчиво склонила голову мне на плечо. Я погладил ее по золотым волосам и привлек к себе.
И тут же лес со всеми его шорохами и звуками отступил куда-то в глухую ночь, и даже всевидящее око луны скрылось за пеленою облака.
Мы не говорили ничего друг другу, ибо все уже было сказано. Я склонился к губам девушки, и все слова заменил долгий и жаркий поцелуй. К мир исчез, растаял, утонул в ночной темноте. Я не видел ничего – только эти синие, как небо, глаза, и маленькие алые губы на почти детском лице, и рассыпавшиеся в беспорядке волны золотистых волос, насквозь пропитанные ароматами трав и цветов. И я целовал эти глаза, губы и волосы, и хотел только, чтобы эта ночь никогда не кончалась.
Девушка не говорила ничего – только зажмурилась, будто от страха -и не противилась мне. Но и не отвечала на мои поцелуи – замерла, как неживая. А я целовал ее тонкую шею к вздрагивающие плечи, и никто не мог мне помешать. Потому что даже всемогущие боги бессильны там, где правит любовь!
Рассвет застал нас нежданно, незаметно подкравшись и глянув на нас поверх вершин дремлющих в мутной полумгле вековых дубов. Не знаю, спал я или не спал, только помню, что ясно видел поляну и обступавшие нас деревья. Между плотно сдвинутыми стволами еще дымился туман, белый, как молоко, и густой, как свалявшаяся овечья шерсть. Но сквозь этот туман, зажигая его неясным призрачным светом, пробивался уже первый луч зари.
И вдруг он засветился ярким золотистым сиянием, словно бы раздвинув могучие плечи дубов-великанов, и в этом сиянии я увидел девушку. Она была стройна и высока, широкий пояс стягивал ее светлое платье и распущенные волосы змеями ползли по плечам. Я даже разглядел лицо – ослепительно прекрасное, покрытое невидимой тенью безмолвной печали.
– Священная нить разматывается и клубок становится все меньше. Помни об этом, скальд!– Сказала она, и голос её звучал не громче, чем шорох ветра в багряной листве дубов.
Я хотел заговорить, но уста мои были скованы, словно на них лежало заклятие. А девушка продолжала:
– Я пришла указать тебе путь богов, скальд.
И тут я увидел, что, хоть она и обращалась ко мне, губы ее оставались сомкнутыми, и я оцепенел, вдруг поняв, что со мной говорила сама Судьба. А девушка между тем сказала так:
Скальд, поднимайся,
утро сияет!
Близится время
встречи валькирий.
Фрейр поединков,
славой могучий,
к цели стремится
дорогой лососей!
– Старый вождь отправляется в свой последний путь.– Продолжала она. -Близок час беды. Неужели не достигает твоих ушей громовой гул? Неужели ты не слышишь, как стонет и кипит вода под могучими ударами весел? Боги севера посылают тебе испытание. Прощай, скальд. Слышишь, поет труба? Поспеши, ибо это голос драконов моря!
И тут же все поплыло перед моими глазами, сливаясь в семицветной туманной круговерти.
В тот же миг я очнулся, потому что меня разбудил громкий звук боевого рога. Хотя, может быть, я спал, и этот звук пришел ко мне из глубины моего сна.
Я сел. Туманный лес, медленно просыпаясь, наполнялся птичьими голосами, и солнечные лучи, золотыми клинками пронзая листву, вспыхивали яркими искрами в капельках росы. Рассвет еще дремал, лениво потягиваясь на мягкой постели из меховых облаков, но призраки ночи уже попрятались в тень, спасаясь от разлитого им яркого сияния.
Сбыслава спала, завернувшись в мой плащ, и волосы ее были влажными от росы.
Какая же она была красивая!
Но не успел я додумать эту мысль до конца, как утреннюю тишину всколыхнул хриплый и тяжелый звук трубы. И это был не сон!
Тогда что же? Может, заблудившийся охотник подзывает к себе своих собак или одинокий путник шлет весть о своем приближении?
