Я собрал воедино все свои силы и вошел в терем. Смерть вошла вместе со мной и я сам отворил ей двери.
Озарение, сошедшее на меня, не было лживым сном. В то утро старый Гостомысл так и не поднялся со своей постели. Почувствовав неодолимую слабость, старейшина велел своим волхвам приготовить целебный напиток. Но, выпив колдовского зелья, он все разно не нашел в себе сил откинуть тяжелое меховое одеяло. Может, Гостомысл и сам уже понял, что едва солнце закатится за край земли, пламя его жизни угаснет? А, может, я один знал наверняка, что не успеют еще небесные кони отвезти в стойло свою колесницу, как померкнет на небе звезда Гостомысла.
Но даже я не ведал о том, что прежде чем луна успеет родиться заново, погаснет еще не мало звезд, чтобы освободить место для сияния новой звезды!
Я не стал ждать у Гостомысловых дверей, считая мгновения его жизни. К чему? Я-то ничего не мог изменить.
Я пошел прочь от терема, чтобы хоть ненадолго согнать черную тень со своего чела. На дворе, около ворот я увидел Орвара. Я обошел его стороной, и он меня не заметил.
Я вышел к реке и, забравшись в тень, сел на большой камень, и сидел так, провожая взглядом воду, бегущую под косогором. Не знаю отчего просидел я так целый день до заката, думая о старом Гостомысле. Я не видел, что происходило там, в тереме, где смерть дожидалась своего часа. Я ушел, убежал прочь оттуда, но предчувствие беды не оставляло меня. Ум мой терялся в догадках, напрасно пытаясь проникнуть в грядущее дальше Гостомысловой смерти. Мысли мои натыкались на глухую стену и возвращались ко мне черными воронами. Нет, еще не время!
Когда же западный край неба окрасился в кровь, из города прибежал Борислав. На мой вопросительный взгляд он ответил только одним коротким словом:
– Умер.
И мне приводилось, как у корней мирового дерева сидит вещая норна Скульда и, разматывая священную пряжу, поет погребальную песнь:
Мотайся с клубка нитка!
Мотайся без узлов!
Близок конец дороги,
и час отдыха наступает…
Я не хотел возвращаться в город, не хотел видеть угрюмые лица людей и слушать их бесконечные споры. А что за дело мне до всего этого? Хоть огнем сгори он, этот славный город Ладога – я о нем, поди, и не вспомню! Мне, чужанину, он вовсе ни к чему.
Может, и просидел бы я так всю ночь до утра, если бы не случилось вот что.
В стелющихся по траве сумерках мне показалось, я разглядел человека, крадучись пробиравшегося к лесу – будто он не хотел, чтобы его заметили. И еще мне показалось, что человек этот был Орвар. До него было никак не меньше двух перестрелов, и я не мог бы поручиться, что глаза мои не солгали. Я захотел проверить верна ли моя догадка и пошел напролом через лес, думая, что пока неизвестный взберется наверх по крутому склону, я опережу его и выйду навстречу.
Но я никого не нашел, напрасно блуждая от куста к кусту, царапая руки о колючие ветки.
– Орвар!!! – Крикнул я, надеясь, что фриз отзовется.
– …вар…вар…вар…вар…– Эхом ответил мне лес.
Я побродил еще немного и остановился, подумав, что я ошибся или же Орвар – если это и впрямь был он – отправился в дом Рагнара провести ночь с красавицей Ингрид.
Я бы повернулся и пошел своей дорогой, если бы впереди между елями не качнулась вдруг неясная тень. Я взялся на всякий случай за нож, не зная еще зверь или человек притаился в густых ветвях. А то ведь прыгнет вдруг на спину дикая кошка и вцепится в шею острыми зубами. А там и конец!
Но вместо кошки я увидел Сбыславу и едва не вскрикнул от удивления.
Она сперва меня не узнала и, видно, испугалась, а разглядев, кинулась ко мне так, будто за нею гнался волк.
– Что ты делаешь здесь в такой час?– Спросил я.
– Он…– Только и смогла выговорить девушка, махнув рукой,– Там…
– Кто?– Не понял я. И крикнул в лесную чащу: – Эй!
Лес не промедлил – отозвался гулким эхом, и эхо разбросало по сторонам осколки моего голоса. А потом мне почудилось, будто где-то близко зашуршали, захрустели ветки. И опять все стихло.
– Кто это был?– Спросил я.
– Я ходила набрать грибов,– все еще испуганно оглядываясь, проговорила девушка,– и не заметила, как стемнело…
