Мелодия, составленная их чистых, как слеза, идеальных нот, от которых волосы на макушке шевелятся, быстро разгоняет туман в моем мозгу и электризует его ясной уверенностью, пониманием: нет, не о грядущей смерти Джима предупреждал меня папа, а об аресте Джесса. Он предвидел, что так случится, предвидел, что мне потребуется его помощь.
Не знаю, что там сотворил – или не сотворил – Джесс, зато знаю, что́ теперь делать мне.
Когда мама наконец уходит к себе прилечь, я снимаю с крючка в коридоре ее ключи, залезаю в машину и с первой вечерней звездой на синеющем сумерками небе направляюсь к тете Ине.
Необходимо отыскать папину скрипку. Сегодня же.
* * *
Молочу что есть мочи в дверь до тех пор, пока тетя не отворяет. Вид у нее испуганный.
– Что такое? Что случилось? – Она отступает в сторону, чтобы дать мне войти.
Я сразу устремляюсь к самому сердцу старого дома, в маленькую общую комнатку за кухней, где папа любил играть по вечерам. Тетя едва поспевает за мной.
Поворачиваюсь и – прямо в лицо:
– Тетя Ина, где она?
– Кто?
– Скрипка.
– Я же тебе говорила: то, что ты слышишь, – просто эхо из прошлого. Скрипки нет.
– Нет, я различаю ее звуки, именно ее, уже много дней подряд. Здесь, у тебя. И в роще. Точно те же звуки, что извлекал из нее папа. Я знаю: это он. И его инструмент.
– Шейди, твой отец умер. Ушел от нас. Навсегда.
– Отсюда никто никогда просто так не уходит.
– Ну скрипки, во всяком случае, здесь нет, а если б и была… Папа не захотел бы отдать ее тебе, точно. Не захотел бы, чтобы ты на ней играла.
– Именно этого он хочет теперь. Он пытается со мной связаться, показать, где скрипка!
Тетя Ина качает головой.
– Ничего подобного. Уж не сомневайся. Верно говорю. Если я хоть в чем-то на свете уверена, так только в одном: Уильям не пожелал бы тебе играть на этой штуке.
– Тетя Ина, скрипка должна была достаться мне. Папа всегда обещал, что после него она перейдет ко мне. Взять ее – мой долг.
– Тогда уж бремя. От проклятой скрипки – только расстройство и несчастье, больше ничего. Я скорей умру, чем стану помогать тебе ее искать.
Ее слова пронзают меня насквозь.
– Значит, ты признаешь: она все еще здесь? А вовсе не в озере?
Она только плечами пожимает.
Я решаю зайти с другой стороны.
– Сегодня арестовали Джесса. Схватили и увезли в тюрьму прямо из дома. За убийство Джима.
– Арестовали?! – Этой новостью я застигаю ее врасплох и задним числом ругаю себя: следовало сразу ей позвонить. Тетя в своем добровольном заточении постоянно узнаёт все важное последней. Губы ее кривятся в странной гримасе от известия, но тут же снова сжимаются, твердо и непреклонно. – Ужас какой. Но почему ты сюда приехала, понятнее не стало. Какая связь между бедою Джесса и скрипкой Уильяма?
– Если я найду ее и музыкой вызову дух Джима, правда сразу вскроется.
Из моих уст это звучит как безумие, но сдерживаться больше не могу. Сцепляю руки на груди и упираю взор в тетю, запрятав сомнения под вызывающее выражение лица.
На ее лице мельком отражается изумление, но она быстро берет себя в руки и встречает мой вызов достойно, причем ее преимущество – в значительно меньшей силе сомнений.
– Мы далеко не всегда остаемся довольны, когда вскрывается правда.
Голос ее дрожит от жалости ко мне, но смысл слов так жесток, что я отшатываюсь, будто получила оплеуху.
– Так ты думаешь, он виновен? Считаешь, Джесс убил Джима?
Она смотрит на меня долго и внимательно.
– Это ты так считаешь.
В ужасе мотаю головой. Нет, нет, я даже помыслить такого не могу. Не могу позволить подозрению поселиться в моем мозгу и прорасти там. Резко отворачиваюсь и принимаюсь лихорадочно обшаривать глазами комнату.
– Куда ты ее спрятала? Куда дела? Я найду – сама понимаешь, найду. Так что лучше скажи сама. А нет – так покажет папа.
– А тебе ни разу не приходило в голову: может, это не папа наводит тебя на скрипку, соблазняет ею? Может, в роще притаилось что-то другое, темное? Или в тебе самой? – Она наступает на меня. В таком озлоблении я тетю еще никогда не видела. – А помнишь свои прежние сны? Черного Человека и маленькую мертвую девочку на потолке? Забыла, Шейди? – Ее голос прерывается.
