— Он говорил о принце, а Лоран де Бомон — паж дофина Карла.
— И что из того?
Альбранта разозлилась. Было очевидно, что аббатиса просто не желает ничего понимать.
— Наш добрый король при смерти. Что, если кто-то злоумышляет с целью убить дофина? Вам, как и мне, известно, что Карл слишком молод, чтобы править, и герцог Орлеанский стремится занять трон. Предположим, что Филибер де Монтуазон случайно встретился здесь с Лораном де Бомоном, о доблести и связях которого наслышан. Он мог захотеть избавиться от него до того, как прибудет человек, которого он ожидает. В государственных делах часто прибегают к постыдным приемам. И вот он выбирает наилучший способ выпустить дух ненужного свидетеля — притвориться, что делает это из любви к юной деве, невинной и прекрасной.
— А если Филиппине эти слова приснились? — предположила аббатиса, которую это дело немало озаботило.
— Мы не можем сидеть сложа руки, — не сдавалась Альбранта.
— Почему же? Филибер де Монтуазон находится между жизнью и смертью, а значит, пока вполне безобиден. А о том, виновен он в преступлении или нет, пускай судит Всевышний…
— И все же я уверена, что…
— Верить — ваше право, Альбранта. А мое право — следить за тем, чтобы правила и мораль, принятые в нашем ордене, строго соблюдались. Лоран де Бомон уверен, что с Филибером де Монтуазоном им делить было нечего, кроме любви дамы, он сам вам об этом сказал. Обобщения уведут нас еще дальше от правды. Давайте подождем.
— Это…
Она замерла, не закончив фразу.
— Кто-то приехал? — удивленно произнесла Альбранта, поворачиваясь к двери.
Аббатиса смотрела в том же направлении, удивленная и рассерженная одновременно.
— Боже милосердный! — пробормотала, крестясь, сестра-целительница, в то время как с невозмутимым и надменным видом в лечебницу, игнорируя все правила, входила Сидония де ля Тур-Сассенаж.
В тот же миг Филиппина, которая как раз сделала все, что было нужно, в закутке, где находился Филибер де Монтуазон, раздвинула занавески.
— Кузина! — она задохнулась от радости.
Если Сидония и удивилась, увидев ее такой бледной, с заострившимися чертами лица, она никак это не показала — просто раскрыла объятия, в которые девушка бросилась, пробежав мимо монахинь и даже не заметив их. Они обнялись, но отстранились друг от друга, как только к ним подошли аббатиса и сестра Альбранта, обе серьёзные и безмолвные.
— Где мой отец? — спросила Филиппина, озвучивая немой вопрос монахинь.
— Ему пришлось задержаться в Сассенаже, — ответила Сидония. — Но тебя заберу я.
— Я в этом сомневаюсь, — сухо бросила аббатиса. Сидония выдержала взгляд настоятельницы. Предлагая барону Жаку поехать вместо него в Сен-Жюс де Клэ, она знала, что столкнется с трудностями, поэтому достала из рукава рекомендательное письмо, которое ее любовник позаботился составить.
— Иди и собери вещи, Филиппина. А нам с аббатисой нужно уладить кое-какие формальности.
Брови аббатисы сошлись над переносицей. Какая самонадеянность! Она приняла неприступный вид и бросила Сидонни:
— Следуйте за мной!
Та повиновалась без слов.
Как только дамы вышли, сестра Альбранта ласково погладила Филиппину по плечу.
— Идем, моя Елена, — сказала она грустно. — Похоже, пришло время тебе нас покинуть. Пусть эти двое там воюют, а мы пока соберемся. Хочу дать тебе несколько советов и открыть пару-тройку секретов.
— Притворяться бессмысленно, вы мне не нравитесь и я не испытываю к вам хоть сколько-нибудь уважения, — без обиняков заявила аббатиса, как только за ними с Сидонней закрылась дверь ее кабинета.
Женщины стали друг напротив друга. Их взгляды встретились.
— Я бы удивилась, услышав иное, преподобная мать.
— В таком случае покончим с этим поскорее, — сказала аббатиса, направляясь к письменному столу — своему надежному убежищу.
Сидония стояла и смотрела, как она садится и твердой рукой ломает на послании печать. Понимая, что сесть ей не предложат, она позаботилась о себе сама, категорически отвергнув навязываемую ей монахиней роль подсудимой на суде. Аббатиса пробежала глазами по листку, исписанному элегантным почерком барона Жака, потом отложила письмо в сторону.
