Пещера и тени - страница 98
Итак, чем же были Las Islas Filipinos[102] для этого уроженца старой Кастилии? Просто географическим названием. Риторической фигурой — какой-нибудь «восточной жемчужиной в короне Испании» или «Новым Сионом в Азии».
И вдруг, в 1642 году, Las Islas стали сияющим пиком его карьеры. Король пожелал видеть его епископом Нуэва-Сеговии на Филиппинах. Несколько экзотично, но все же ступенька вверх в священной иерархии, а для дона Фернандо это был дар из даров, поскольку ему уже исполнилось сорок два. Он принялся расспрашивать и выяснил, что Нуэва-Сеговия находилась на севере архипелага и являла собой «две узкие полосы береговой суши, а между ними неприветливые скалистые горы, населенные язычниками». Что ж, ведь дон Фернандо был сродни Сиду Воителю, и душа его разрывалась между двумя пристрастиями: любовью к богу и жаждой приключений. «Горы, населенные язычниками» — это был вызов, они обещали нечто неизведанное. А он готов был принять вызов, и к неизведанному его тянуло — вполне в духе XVII века.
Но вершина, восхождению на которую он радовался, оказалась даже выше, чем он предполагал. Переправившись в Новую Испанию, он был посвящен в сан епископа в кафедральном соборе Мехико и уже направлялся в Акапулько, чтобы сесть на корабль, отплывавший в Индии, когда его догнала новая весть из дворца. Его назначили архиепископом Манилы, и он, таким образом, вступал в колонию не как епископ Нуэва-Сеговии, но как примас всех Филиппин.
Существует легенда, что, когда дон Фернандо после посвящения в сан выходил из собора в Мехико, ему повстречались три старухи-индеанки, которых все боялись, считая ведьмами. Первая бросила ему лилии, воскликнув: «Слава епископу Нуэва-Сеговии, который там никогда не воссядет!» Вторая бросила руту-траву, с возгласом: «Слава архиепископу Манилы, который никогда там не будет править!» А третья, бросив в него листья щирицы, воскликнула: «Слава тебе, Сид, завоеватель Индий, которому суждено лишь почивать там!»
Свита отогнала старух прочь — к его сожалению, ибо он был заинтригован их приветствиями и желал бы расспросить о смысле сказанного. Позднее, настигнутый по дороге в Акапулько вестью о возведении на манильскую кафедру, дон Фернандо вспомнил слова ведьм, и его охватили ужас и смятение. С этого момента он был словно околдован.
В Акапулько, куда архиепископ со свитой прибыл весной 1645 года, его ждали два галеона, предназначенные не для торговли, а для защиты островов, ибо тамошние власти предупредили об опасности, что исходила от еретиков-голландцев, замысливших вторжение. И действительно, на следующий же год оба эти галеона, «Энкарнасьон» и «Росарио», вошли в историю своими славными победами над голландцами в пяти морских битвах — победами, приписанными заступничеству Пресвятой Девы, в честь которых учрежден был праздник «Ла Наваль де Манила».
В марте 1645 года архиепископ пустился из Акапулько в тягостное, мучительное плавание через Тихий океан, длившееся пять месяцев.
Кончался июль, когда оба галеона достигли наконец королевского порта Лампон в провинции Инфанта, на тихоокеанском побережье Лусона. Поскольку же на то, чтобы обогнуть южную оконечность Лусона и добраться до Манилы через Китайское море, ушло бы еще не меньше месяца, архиепископ решил высадиться в Лампоне и проследовать в Манилу по суше. А это означало — пересечь восточные горные хребты и выйти к озеру Бай, откуда можно на лодках спуститься по реке Пасиг к городу.
Свита архиепископа насчитывала человек двенадцать, включая охрану. В первую же ночь в горах на них напали туземные проводники и перебили всех, пощадив только архиепископа. Туземцы раздели его догола, связали руки и четыре дня вели куда-то по горным тропам. Он догадался, что некогда они были христианами, но потом, восстав против испанских хозяев, снова обратились в язычество, и их движение возглавляет жрица, известная как принцесса Урдуха, или Гиноонг Ина.
