По храму прокатился гул — множество людей встали на ноги.
— Поднимите перед собой то, что вы принесли.
И опять волной всколыхнулся воздух, когда толпа протянула коробки, корзинки, сумки и бутылки.
— Выше!
Все поднялось на уровень лиц.
— Еще выше! — звенящим голосом выкрикнула она.
Руки с заветными коробками, сумками, корзинами, бутылками взметнулись над головами.
Левой рукой жрица описала в воздухе круг, а правой рассекла его сперва на два полумесяца, потом на четверти, на узкие серпы. Она дохнула на эти воображаемые сегменты, затем стала как бы сдувать их по направлению к поднятым над головами сосудам, одновременно будто отталкивая что-то руками.
— Теперь сядьте, — приказала она толпе, — и держите это у сердца.
Несколько стражей отступили в сторону, и сквозь бреши, образовавшиеся в их стене, двенадцать весталок двинулись в толпу. Каждая держала чашу с водой, в которую подмешана была капля-другая крови — кровь белой курицы, принесенной в жертву в начале церемонии. И у каждой была в руке ветвь, которую она окунула в чашу. Медленно проходя сквозь толпу страждущих, двенадцать дев кропили воздух над ними.
Тем временем Гиноонг Ина, опять усевшись в «позе лотоса» на бамбуковом полу хижины, громким голосом вновь и вновь повторяла две молитвы, выдерживая долгую паузу после каждого повтора.
Первая молитва гласила:
— Духи воздуха, огня, воды и земли, благословите сии дары, дабы служили они нашему здоровью и счастью.
Вторая:
— Духи растений, камней, плоти и крови, примите сии дары, дабы несли они нам здоровье и счастье.
Джек Энсон поразился сдержанной силе ее голоса — сама жрица казалась измученной. Он смотрел на лицо в профиль и видел, как проступает в его чертах этот густеющий мрак, словно, склоняясь в печали, она действительно вбирала в себя скорбь собравшихся. А может, она заметила его взгляд и теперь просто играла свою роль?
Подошел Исагани Сеговия и сел рядом.
— Ну что вы скажете о нашей «зеленой мессе»? — спросил он.
— Неужели они проделывают это четыре раза в день — и она и девушки?
— С девушками никаких проблем. Их две смены, и они подменяют друг друга. Но Ина должна быть здесь на трех службах, а потом еще полуночная программа на телевидении, ее смотрят тысячи. Люди встают перед экраном, протягивают к нему пригоршни риса, земли, воды, прутья и камни, так же, как вы только что видели здесь.
— И магия доходит до них через кинескоп?
— Очевидно. Есть сообщения о множестве случаев исцеления у наших телезрителей. Если хотите, магия ведь может пребывать и в телевизоре. Когда я приехал в Себу, там был большой шум вокруг какого-то «волшебного ящика», собирались толпы народу. Оказалось, что «волшебный ящик» — это телевизор, который так часто включали на прием наших молебствий, что он сам стал чудотворным. Люди старались прикоснуться к нему, чтобы обрести счастье и здоровье, чтобы избавиться от боли. Я бы сказал, в этом тоже есть смысл. Раз духи-анито везде и во всем, почему бы им не жить в кинескопе?
6
На первое они заказали охлажденное гаспачо и кальмара под соусом из его же чернильной жидкости. Из мясного Чеденг подали маленький горшочек косидо, Джеку — большую тарелку рубца. Кроме того, целое блюдо паэльи на двоих. К первому у них было пиво, к кальмарам — ром с лимоном, и по бокалу красного вина к мясу.
Они ужинали тет-а-тет в «Креольском патио». Алекс прислал сказать, чтобы начинали без него — срочное дело, он задержится.
«Креольское патио», напоминавшее им о днях юности, представляло собой старый дом с внутренним двориком на берегу бухты. Теперь этот внутренний дворик покрыли стеклянной крышей и превратили в танцплощадку с помостом для оркестра в углу. Вдоль балюстрады по всем четырем сторонам поставили столики, на каждом — фонарик со свечой. Оркестр составляли пианино, труба и четыре гитары; все музыканты — в лилово-розовых рубашках с широкими рукавами. Музыка, которой жаждала наиболее почитаемая здесь публика, отдавала ностальгией: румба, танго, пасодобль чередовались со спотыкающимися ритмами ча-ча-ча и воплями ранчеро.
Между переменами блюд Джек и Чеденг танцевали. Она была в желтом платье мини, он — в коричневой рубашке. Язвительная при встрече, она немного оттаяла, когда он преподнес ей орхидеи, а потом, пока они ели, пили и танцевали, опять затихла, чувствуя в нем какую-то напряженность. Но когда в медленном танце он прижимал ее к себе, не противилась. За столом она с любопытством всматривалась в него, он же избегал ее взгляда, не поднимая глаз выше веточки орхидей, которую она приколола к плечу. Она с удивлением обнаружила, что и ее сковывает напряжение, словно она заражалась его скрытой страстью. Налет вины делал их непринужденный разговор слишком многозначительным, точно они были шпионами и обменивались закодированными фразами. На них уже с интересом посматривали из-за других столиков. Тем не менее они ели и пили даже с какой-то жадностью, словно аппетит одного подстегивал другого.
