ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
АВГУСТОВСКАЯ ТЬМА
1
Тело, извлеченное из воды только два дня спустя, когда стих тайфун, спешно предали земле.
Во время мессы по сыну Чеденг в черном одеянии и вуали стояла на коленях возле Алекса; рядом они стояли и у могилы. По другую сторону были Почоло и Джек, а между ними — Моника. Дона Андонга хватил удар, и он оставался в постели, хотя послал свои четки, чтобы их вложили в руки юноши. Тем не менее, сказала Моника, старец отказался видеть священника. На похоронах, которые без объявления совершились рано утром, было мало народу. Истерзанный город большей частью все еще пребывал под водой.
Когда участники похорон расходились, выглянуло солнце — впервые за три дня.
Чеденг отодвинулась от Алекса, едва опустили гроб и могилу прикрыли щитом (кладбище представляло собой «парк памяти», могильные плиты здесь укладывали позднее). Они с мужем приехали в разных машинах и теперь тоже разъезжались порознь.
Джек подошел к ней, когда она поджидала у машины своего брата. Чеденг приподняла вуаль.
— А, привет, — промолвила она, бледная, но вполне владеющая собой. И, поцеловав его в щеку, добавила. — Дорогой мой, я никогда не забуду того, что ты сделал для бедного Андре.
— Я не сделал того, что обещал, Чед. Я не привел его домой.
— Тут ничем нельзя было помочь.
— Моника говорит, ты не ночевала дома?
— Не ночевала. Я живу в конторе — там и сплю, там и готовлю. Моника беспокоится, но мне надо побыть одной.
— Что собираешься делать?
— Пока ничего. Надо прийти в себя.
— Поездка в Америку откладывается?
— На время. Не могу я сейчас быть на чужой земле. Но не мешало бы переменить место — уехать куда-нибудь в провинцию, подальше отсюда, где ничто бы не напоминало о происшедшем.
Она не глядела на него и словно размышляла вслух. Не дает ли она ему шанс предложить ей свой остров в качестве убежища? Ему ужасно захотелось позвать ее туда, но он колебался. Сознает ли она в своем нынешнем состоянии, потрясенная, что говорит, что делает? К тому же он так и сжался от мысли, что это награда за то, что он старался спасти ее сына. Сейчас она способна на самые опрометчивые поступки, но не пользоваться же этим.
И все же ему казалось, что в этой сцене здесь, на кладбище, есть что-то гротескное.
— Твоя мать, — выговорил он наконец, — она ведь живет в Илоило[105]?
— Я же сказала — где ничто не напоминало бы о происшедшем. — Тон ее был резок, но взгляд все еще задумчив. — Кроме того, мама на меня сердита за то, что я оставила Алекса.
— А как Алекс воспринимает все это?
— Тяжело. Но его горе не сближает его со мной, а мое не может склонить меня перед ним. Если раньше у нас был шанс вернуться друг к другу, то теперь его нет. И, боюсь, никогда не будет.
— Но ты же не винишь его за…
— С чего бы? С таким же успехом я могла бы винить Нениту Куген, потому что ее призрак преследует нас, или тебя, потому что ты потревожил могилу, которую надо было оставить в покое.
— Значит, ты тоже чувствуешь, что призрак Нениты Куген преследует нас?
Лицо ее окаменело.
— Кто погубил Нениту Куген, тот погубил и Андре, — сказала она. Но тут же засмеялась, будто сама над собой: — Господи, как я запуталась! Говорю, что никого не обвиняю, а тут же ищу виновных… А вот и мой брат. Еще увидимся, Джек. Позвонишь, прежде чем уехать из города?
Глядя на удалявшийся автомобиль, Джек сказал себе, что теперь ему ясен ее замысел. Она считает Алекса виновным в смерти Андре и хочет его наказать, да побольнее. Сбежать со мной в Давао — один из способов погубить его. А себя она оправдывает тем, что обвиняет его в смерти Нениты Куген.
Надо немедленно уезжать, ничего не говоря ей.
Он и Почоло ехали с Алексом.
— Бедняге нужна моральная поддержка, — сказал Почоло.
Но Алекс не выглядел ни мрачным, ни печальным. Какая бы боль ни терзала его, он оставил ее в могиле сына. Сейчас он казался изнуренным и каким-то прозрачным, словно, очистившись мукой, стал бестелесным призраком. Он прошел от мрака трагедии к слепящему блеску бессмыслия и вернулся оттуда, с этой ничейной земли, обреченным на небытие. Джек и Почоло не могли подстроиться под него, как будто пусть доброжелательный и вежливый, но перед ними был чужак.
