А потом Руслан (он, ее обожаемый Тигр!) заявил прямо в глаза Лиле, что ни в грош ее не ставит. Ни ее, ни Аришку. Аришку, родную дочь…
От подобной несправедливости, от невероятности произошедшего Лилю буквально мороз по коже пробирал. Хотя было градусов тридцать пять – сорок, не меньше…
Но самую страшную правду Лиля боялась впустить в свою душу – боялась поверить в нее, гнала прочь. Но разве уже забудешь? Вот они, слова Руслана, опять же обращенные не к Лиле, а к Дине: «Мне плевать на Аришку. У меня была только одна дочь – Марьяша. Только ее люблю и помню. Я… позволил родиться Аришке – но от безнадежности. Из серии – чтобы было. А на самом деле я только Марьяшу любил. Ты даже не представляешь, как мне было больно, когда все это случилось с нашей доченькой, Дина…»
Дина, Дина, Дина. Это же надо, как он о ней, о своей женушке, оказывается, беспокоится. Как он о ней сходит с ума… И кто бы мог подумать, что Руслан любит не Лилю – молодую рыжекудрую красавицу, родившую ему ребенка, а эту унылую, словно присыпанную песком Дину…
«Выходит, не зря раньше люди говорили: бьет – значит, любит? На меня-то Руслан руку ни разу не поднял!» – с ожесточением, озлоблением думала Лиля. Нет, битой она не хотела быть, но тот факт, что Руслан ни разу ее не ударил, получается, тоже шел в минус. Тоже был подтверждением его нелюбви.
– «Мне плевать на Аришку». Он сказал: «Мне плевать на Аришку». На родную дочь! – задыхаясь, прошептала Лиля. Она схватилась за волосы, потянула их – и только тогда, почувствовав боль, немного пришла в себя.
Огляделась. Оказывается, она забрела в старую часть города. Впереди маячили покосившиеся железные ворота, они уныло скрипели на ветру… За воротами на темном фоне выделялись разноцветные, яркие пятна. То были искусственные цветы, привязанные к оградам.
Городское кладбище…
У Лили здесь никого из родных не лежало, но однажды она была уже там вместе с Русланом. Давно. Руслан навещал могилу дочери, а Лиля тогда увязалась за ним.
Но почему – могилу? Дочь Руслана и Дины положили не в землю. Прах Марьяши находился в стене колумбария.
«Мне плевать на Аришку, – в голове у Лили опять прозвучал голос любовника. – У меня была только одна дочь – Марьяша».
Лиля провела по лицу, точно убирая от него невидимую паутину…
Женщина шагнула за ворота, огляделась. В углу, у входа, был свален нехитрый дворницкий инструмент – метла, грабли, еще что-то. И лом. Железный лом – он валялся тут же.
Решение, как всегда, пришло неожиданно.
* * *
– Сюда смотрите. Теперь сюда. Язык. Теперь встаньте и прикоснитесь пальцем к носу… Садитесь.
Никита послушно выполнил все команды Курбатова.
– Ну как? – буркнул Раевский. Он старался глядеть в сторону, на пол. – Опять черепушку придется вскрывать?
– Обычная ссадина, – Фидель Рауфович налепил на голову Никите пластырь. – Хотя, конечно, вам надо было еще вчера ко мне зайти. Чего сутки ждали? Ладно. Но нет сотрясения, ничего… Где это вы так, Никита?
– Споткнулся, упал.
– Гм… Удивительная ловкость. Так, минутку. А это что? – Курбатов оттянул майку на груди у Никиты вниз.
– Да ну.
– Здесь не больно? Здесь?
– Не больно… Я говорю – меня только плечо беспокоило, – досадливо поморщился Никита. – Спасибо, доктор.
Он встал, натянул на себя рубашку.
– Голова как? Таблетки пьете, которые я вам выписал? – задумчиво спросил Курбатов.
– Таблетки пью. Голова не болит.
– Это хорошо… – Хирург нахмурился, потом спросил, указав подбородком Никите на грудь: – Это вас муж сапогом приложил? Муж Дины?
– Чего там… Завтра-послезавтра все равно уеду. Я живучий. Передавайте Дине привет!
– А сами чего не попрощались? – усмехнулся Курбатов. – Руслан не дал возможности?
«Правильно говорили – хирург в Дину влюблен, – недобро подумал Никита. – Ревнует ее ко всем».
– Нет, мы попрощались… – пересилив себя, признался Раевский. – Ладно, пойду я, доктор.
Никита направился к двери.
– Не понимаю я вас, молодых, – моя руки, недовольно произнес хирург. – Чего хотите – сами не знаете. Зачем тогда девушке голову морочили? Хотя мне ли быть судьей… – мгновенно осек себя он. – Не слушайте меня. Всего доброго.
