Сев на соломе и подтащив колени к груди, как когда-то в детстве, Хельги попытался вспомнить, как он здесь очутился. Память услужливо выхватывала цветные картинки… Река. Драккар. На берегу реки — селение. На него и собирались напасть… А затем — торжествующее лицо Горма с занесенной для удара секирой. Предатель! Подлый предатель. Недаром предупреждала Сельма… Ладно, что дальше? А дальше река, брызги… заросший камышами берег… и резкая боль в шее — видно, пустили стрелу, — а потом — темнота. Выходит, предатель Горм и его людишки захватили драккар. «Транин Ланги» — «Большой Журавль» — лучший из кораблей Сигурда. Конь волны, зверь пучины, скакун борта. А эти, Дирмунд Заика и Хрольв? Они погибли, в плену или тоже предатели? Пес их знает. Пока о них сказать нечего — ни хорошо, ни плохо… Другие корабли, драккар и снеккья? На них друзья, Харальд и Малыш Снорри. Они должны были обогнуть селение с моря. Успели? И что им сказал потом Горм? А может, он просто перебил их всех, внезапно напав? А не могли вернуться даны? Скорее всего, ведь он же как-то очутился в темнице. Но, может, корабли Харальда и Снорри сумели скрыться? Да, с ними же еще и Фриддлейв, а он умен и отважен, несмотря на все недостатки…
Вопросы, вопросы, вопросы…
Жутко заскрипев, наверху отворилась дверь… нет, лучше сказать — откинулся небольшой люк, сколоченный из толстых дубовых досок, и в темницу заглянула отвратительная толстая рожа в темной монашеской рясе.
— Похоже, он уже очнулся, — оглянувшись, сказала кому-то рожа и исчезла, громко хлопнув люком. Исчезла ненадолго — люк почти сразу открылся, и в темницу, чуть не придавив еле успевшего откатиться в сторону ярла, плюхнулась деревянная лестница. Четверо дюжих стражников в длинных кольчугах, вооруженные копьями и мечами, скатившись вниз, быстро связали пленника и, вытащив наверх, повели по узкому коридору, освещенному чадящими факелами. Делая вид, что вот-вот потеряет сознание, Хельги старательно запоминал дорогу — авось пригодится. Десять шагов прямо, пять влево — здесь какая-то дверь, за ней — ниша… еще коридор, лестница наверх — площадка — дверь.
Осторожно приоткрыв дверь, один из стражников заглянул внутрь и, что-то сказав, обернулся к своим, сделав повелительный жест.
Те, ни слова не говоря, быстро втащили пленника в небольшое, вытянутое в длину помещение и, крепко привязав к высокому креслу, исчезли, повинуясь взгляду сидящего напротив кресла монаха. Монах был безволос и худ, очень худ, его изможденное лицо скорее напоминало обтянутый пергаментом череп. Лишь глаза — умные, жестокие, властные — были живыми на этом мертвенно-бледном лице. Темная ряса с откинутым капюшоном придавала монаху весьма зловещий вид.
— Я — отец Этельред, настоятель этого аббатства. — Посмотрев на Хельги, монах скривил в улыбке тонкие бескровные губы. — Ты видишь, я хорошо знаю язык данов. Но ты — не дан. И твои люди — не даны. И я хочу знать — кто вы, сколько вас и откуда пришли.
— Я Хельги, ярл из Бильрест-фьорда! — откинув голову — при этом больно стукнувшись затылком о спинку кресла, гордо заявил Хельги. — Если ты хочешь выкуп — ты получишь его, если же мне суждена смерть — я умру.
— Бильрест-фьорд… — задумчиво переспросил монах. — Где это?
— Как это где? — Молодой ярл поразился невежеству настоятеля. — Ты слыхал что-нибудь о Халогаланде?
— Ах, Халогаланд, — усмехнулся отец Этельред. — Так вот вы откуда взялись. И что, вам мало Ирландии? Здесь у нас почти одни даны и геты.
— Мы свободные викинги и охотимся там, где хотим. И нет нам никаких дел до данов и гетов.
— Хорошо сказал, ярл. — Монах засмеялся противным дребезжащим смехом. Голос у него оказался приятным — бархатным, звучным, а вот смех — лучше бы и не слышать. Словно дверь заскрипела несмазанными ржавыми петлями.
— Я забыл твое имя, ярл.
— Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви, сына Олава…
— Достаточно, достаточно, мой господин, — снова непонятно чему засмеялся монах. — Я вижу, ты знатного рода.
— Что же тогда ты держишь меня связанным?
— Если ты поклянешься не причинять окружающим зла…
— Я не даю никаких клятв нидингам, — невежливо перебил его Хельги и, неловко дернув головой, снова ударился о спинку кресла. — Впрочем, убивать тебя и твоих людей я не собираюсь, — немного помолчав, буркнул он. — По крайней мере — пока.
