– Ах ты, стервец! Марш умываться!
– А чего я руками делал? – заупрямился. – Грязь, что ли, брал? А чего я лицом делал? Спал, что ли?
– Сейчас будешь.
– Не буду! Есть не буду и спать не буду.
Потащила его в комнату, раздела, бросила на кровать.
– Спи!
– А я вот вылезу и оденусь...
– Я тебе вылезу!
Заметалась по квартире, ругалась шепотом, по-черному, не знала, на чем сорвать злость.
Тут – телефон.
– Да! – яростно. – Да, – поспокойнее. – Да… – почти мягко. – Может быть. Не лишено. Не исключается. Не обещаю...
Положила трубку, подумала, сказала задумчиво:
– Почему бы и нет?..
Постояла над сервизом, поглядела, вздохнула в последний раз:
– Склеим – никто и не заметит.
Убрала сервиз в шкаф, пошла в ванную, рывком сбросила платье. Долго стояла так, без ничего, себя оглядывая, набиралась хорошего настроения. Облилась холодной водой, растерлась жестко, выскочила из ванной, как новенькая. Оделась тщательно, с выбором, посидела перед зеркалом. Удовлетворилась – пошла к Тарасу.
– Закрывай глаза, живо! Переворачивайся на другой бок.
– Только что оттуда, – непримиримо ответил Тарас.
– Только что, только что... Спи давай!
Перевернула носом к стенке, пошла вон из квартиры.
Поднялась на один этаж, не успела позвонить – дверь открылась. Ее ждали.
– Зоя Трофимовна, – сказал холеный мужчина с седыми висками. – Я счастлив.
Прошла решительно в комнату, с маху кинулась на диван.
– Ух и зла, – сказала. – Всех бы разорвала...
Мужчина в стеганой куртке фиолетового отлива покружил по комнате, осторожно сел рядом. Сразу видно: это был человек авторитетный, с положением, с устоявшимся отношением к себе и к другим. Человек, что надо.
– Зоя Трофимовна, – произнес значительно и провел утомленно по виску рукой с перстнем. – Лучший день моей жизни.
Погладил ее по руке, по плечу, добрался до шеи. Зое было любопытно. Зоя ему не мешала. А ладонь ненароком соскользнула на грудь и остановилась пораженная, ощутив через тонкую материю живое тело.
– Зоя... – сказал обморочно, не теряя общего достоинства. – Я жду вас второй год.
Сняла его руку, встала, прошлась по комнате. Этот человек не заменит ей Левушку. Не сможет. Не догадается. Не притворится. Но ей не нужен теперь поводырь по жизни. Ей нужен поводырь по службе.
Встала спиной у окна, прислонилась к подоконнику. Мужчина подошел, встал рядом. Только тут она заметила, что выше его ростом. Чуть-чуть. Это ей понравилось.
– Зоя, – сказал он с нажимом. – Я готов на все.
Кусала губу, глядела на него пристально, глазами округло алчными. Очередной этап заканчивался. Если человек не мог ничего дать, она с ним прощалась. Если она рвала с кем-то, то насовсем.
Повернулась к мужчине спиной, взглянула искоса.
– Расстегни, – приказала.
Начинался новый этап.
13
Из окна было видно, как шла по двору баба Маня с большим тюком в руке. Шла, глядела по сторонам, приветливо кланялась соседям.
Днем еще прибежала полоумная Зойка, взмыленная, запаренная, затормошила бабу Маню: "Давай, мать, деньги!" – "Каки таки деньги?" – "Давай, давай... Взаймы. Все набрала – чуток осталось". Думала – секрет, а Зойка сама полезла в мешок с крупой, достала заветную книжку. "На сервиз, – говорит. – На японский". Делать нечего: пошли в сберкассу, сняли семьдесят рублей, утрешний рубль оставили на почин. Рыхлая кассирша, совсем уж оплывшая за жаркий день, вспомнила бабу Маню, пожалела вяло: "Эх ты... Чего ж не уберегла?" А ей и покрыть нечем.
Вышли на улицу – Зойка бегом в магазин, а баба Маня встала столбом на тротуаре, не знает, чего теперь делать. Постояла-постояла, головой покачала, да и пошла на стадион справиться о работе. Давно уж не стирала майки с трусами, а тут опять приспичило. Дали ей пропыленные, потом футбольным проеденные формы, велели принести чистыми.
Зашла баба Маня в подъезд, увидала затертый пятак на замызганном полу, не поленилась – нагнулась. Пришла домой, свалила белье в ванную, обтерла пятак, обмыла под краном, тряпочкой промокнула – и на кухню.
Вынула мешок с крупой, запрятала на самое дно книжку сберегательную, где записаны ее капиталы – один рубль, вместе с книжкой запрятала пятак. В обед еще думала: деньги скоплены, можно помирать. В обед радовалась: накопила, девки, накопила! В обед с дедом прощалась. А теперь – все заново. Хоть опять задирай голову, ори на самый верх: "Эй, вы, там! Погодьте меня забирать. Рано. Я еще не готовая..."
