– Кажется, ты права. – В его глазах загорелись алчные огоньки. – Это великолепно!
– Да, – согласилась она, – просто великолепно.
– Эта плита будет вмонтирована в стену прямо возле главного камина. – Пухлая ручища Хэттерсли стала чертить в воздухе эскиз его строящегося дома. – Рядом с ним расположено узкое окно, чтобы как можно эффектнее выделить линии барельефа. А зимой, когда в камине будет гореть огонь, можно будет сидеть и наблюдать, как играют на нем отсветы пламени. Это будет потрясающе. Просто потрясающе.
Однако блондинка не слушала его. Отвернувшись от каменной плиты, она в упор уставилась на Джоула. В ее взгляде было что-то беззастенчиво-наглое и в то же время что-то волнующее. Ее глаза скользнули по его хищному, усатому лицу и остановились на сложенных на груди мускулистых, с вздувшимися венами, руках. Она оценила ширину его плеч и тонкую талию, обезображенную рубцами шрамов. Задержалась на ширинке. Окинула взором длинные, стройные ноги в выцветших джинсах. Затем наградила его очаровательной улыбкой, обнажив розовые десны и два ряда белоснежных зубов.
Леннокс никак не отреагировал на ее знаки внимания и лишь удивился тому, что аризонским летом ей удалось сохранить такую бледную кожу. Должно быть, она все дни проводит в помещении.
– Ты только посмотри на все это! – восклицал Хэттерсли, обводя рукой стоящие вокруг работы. – У этого малого талант, настоящий талант! Сдается мне, я один из твоих лучших клиентов, верно, Джоул?
– Вы приобрели у меня много работ, – спокойным голосом признал Леннокс.
– Чтоб я сдох, если это не так! И к тому же я заплатил за них хорошие «бабки». – Он прищелкнул языком, затем взял Лилу за руку и повел ее по сараю, жадными глазами пожирая изделия из камня. – Взгляни, какая обнаженная фигура! А эта конская голова! Изумительно! Продаешь?
– Нет.
– Хоть убей – не понимаю, почему ты не открываешь в городе своей галереи, малыш. Ты мог бы сделать хорошие деньги. Только рубашку не забудь надеть.
– Пожалуй, без рубашки его дела пойдут еще лучше, – пробормотала себе под нос блондинка.
– А вон там, что это? Какое-то сказочное животное? Что-нибудь из индейского эпоса?
Джоул кивнул.
– Продается?
– Нет.
– Вот черт! Уж больно мне нравится эта вещица. Я тебе за нее кучу денег отвалю.
– Это не продается, – сцепив зубы, снова повторил Джоул.
Блондинка потянула Хэттерсли за руку.
– Может быть, мистер Леннокс не хочет, чтобы мы шатались по его студии, Кит. Ты ведь увидел работу, которую он делает для тебя. Давай не будем злоупотреблять его гостеприимством.
– Мы что, злоупотребляем твоим гостеприимством? – спросил он Леннокса. – Хотя, пожалуй, да. – Хэттерсли повернулся к своей подружке. – Взгляни-ка на его лицо. Ему просто не терпится, чтобы мы поскорей убрались. Когда он начинает так свирепо сверкать глазами, его можно запросто испугаться, правда?
– Да уж, – согласилась Лила, глядя на Леннокса. – У него жестокое лицо. Интересно, а характер у него тоже жестокий?
– Характер? – Хэттерсли хихикнул. – Ты лучше спроси дядюшку Хо,[4] какой у него характер.
– Вы получили эти ранения во Вьетнаме? – обратилась она к Джоулу.
– Да перед тобой настоящий герой! – не унимался Хэттерсли. – Собственноручно убил – сколько там? – больше двух десятков косоглазых. Я правильно говорю?
– Значит, это боевые раны… – Лила протянула руку и осторожно дотронулась до звездообразного шрама, видневшегося у Леннокса прямо под ребрами. Он вздрогнул всем телом, как пугливый конь. – Вам, наверное, было очень больно.
– Вернулся домой – вся грудь в медалях! – продолжал Хэттерсли. – Америка должна была встретить его как героя, а вместо этого сопливые пацаны плевали ему вслед. Верно ведь, Джоул-малыш?
Леннокс почувствовал, как застучала кровь в висках, перед глазами поплыли красные круги. Они должны уйти, сию же минуту, пока он не взорвался. Стараясь сдержать дрожь в руках, он снова накрыл барельеф брезентом, затем молча распахнул перед ними дверь.
Проходя мимо него, блондинка, якобы невзначай, задела Джоула. Он не сомневался, что она сделала это нарочно, и, почувствовав, как прижалась к его руке мягкая грудь, снова непроизвольно вздрогнул.