Эйвери не сомневалась, что вскоре у нее заболят такие места, о существовании которых она прежде и не подозревала. Этот маленький акробатический этюд в душе определенно можно было сравнить с каскадерским трюком.
Она обернула полотенце вокруг груди и достала второе, чтобы высушить волосы. Повернувшись к душевой, спросила:
— Хочешь воды или чего-нибудь еще?
— Вода у меня есть, — сексуальным тоном ответил Кейд. Он прислонился к двери и поднял брови.
— Что еще можешь предложить?
Смеясь, Эйвери бросила в него полотенце:
— Не это. По крайней мере, не сейчас. Сперва я должна поесть.
Кейд нырнул обратно под душ:
— Заметано. Сейчас вода, потом ты. Пока постарайся найти меню обслуживания номеров и выбери, что хочешь поесть. Потом поговорим о Мелоди. У меня есть идея.
— Хорошо.
Чувствуя себя спокойнее, чем в предыдущие дни, Эйвери вышла из наполненной паром ванной в комнату. Взяла из шкафа короткое хлопковое платье, бросила полотенце на спинку кровати и натянула одежду. Теплый карибский бриз сдувал занавески с окна и обвевал юбку вокруг ее чрезмерно чувствительных бедер. Кондиционер под потолком лениво наматывал обороты.
Увидев на тумбочке мобильный телефон, Эйвери достала его из чехла, чтобы проверить сообщения, и ничего не обнаружив, убрала в карман платья. Она не собиралась расстраиваться из-за отсутствия новостей от «Эгиды». В любом случае, если бы они узнали что-то о Мелоди, то, вероятно, сообщили бы Кейду, а не ей.
Эйвери обошла барную стойку, наклонилась и открыла холодильник. Найдя два стакана, плеснула в них воду из бутылки и посмотрела на кровать на другом конце номера, вспоминая массаж и то, что они вытворяли друг с другом в гигантском душе.
По ее лицу скользнула медленная улыбка, теплые искры зародились в груди и двинулись ниже.
Все эти чувства казались безумием, ведь им с Блэквелом следовало искать следы Мелоди, но Эва ничего не могла с собой поделать. Слова, сказанные Кейдом, эмоции, которые он пробуждал… Никто после него не вызывал у нее подобных ощущений. Она знала, что не должна питать надежды и что они никогда не смогут вернуться в прошлое, но, может быть — может быть, — в этом все и дело? Оставить прошлое и двигаться вперед… вместе. Похоже, Кейд хотел попробовать. Вопрос в том… сможет ли она?
Бабочки запорхали в животе у Эйвери. Вода в ванной выключилась, и актриса слышала бормотание своего напарника. Она наделала глупостей, но не беспокоилась об этом. Два дня Эва боролась со своими чувствами к нему, но они не ушли, лишь стали сильнее. Мелоди говорила, что она несчастлива потому, что должна разобраться с прошлым. Возможно, ей и правда стоит вновь открыть эту дверь.
С натянутыми нервами Эйвери взяла оба стакана и вышла из-за барной стойки. И тут же зацепила запястьем бумажник Кейда, лежавший на столике из блестящего красного дерева. Кожаный предмет со стуком упал на пол. Эйвери, нахмурившись, вернула стаканы в бар и опустилась на колени.
И застыла, увидев на прохладной плитке у своих ног наполовину выпавшую из бумажника фотографию.
Женщина с длинными темными волосами и ясными голубыми глазами была мила, нет — великолепна. И держала на коленях маленького мальчика в синем комбинезончике. Стоя у нее на бедре, малыш улыбался и радостно хлопал в ладоши. Ему было не больше года.
Мозг Эйвери заработал в попытке понять увиденное. Сестер у Кейда нет. Кузин, скорее всего, тоже, учитывая особенности его семьи. Наморщив брови, она смотрела на фотографию и пыталась сообразить, кто…
— Это мой сын.
Взгляд Эйвери метнулся вверх. Кейд стоял в нескольких метрах от нее, обвязав полотенцем стройную талию, а другим вытирая волосы. От его обеспокоенного взгляда воздух застрял у Эвы в горле.
— Его зовут Закари. Фотография сделана достаточно давно. Ему только что исполнилось три года.
— Кейд сделал глубокий вдох, затем выдохнул. — Я собирался тебе рассказать. Просто… не было возможности. А женщина — его мать, Натали.
— Его мать, — прошептала Эйвери, вновь глядя на стройную брюнетку с широкой улыбкой.
У него есть сын. Желудок актрисы перевернулся, потом еще раз, как будто выдавливая из тела жизнь. Почему она не подумала, что за годы, проведенные порознь, он мог жить своей жизнью?
