На этажерке в рамке из красной кожи стояла фотография, снятая, по всей вероятности, в Довиле: женщина и мужчина в купальных костюмах — хозяйка квартиры и Билл Ларнер.
— Теперь вы понимаете, почему я вам позвонил? Но это еще не все. Взгляните-ка на корзину для бумаг, — я там насчитал восемь сигарных окурков. Это голландские большие сигары, каждую из которых курят не меньше часа. Я полагаю, что в тот момент, когда я позвонил, она заметила, что пепельница полна окурков, и выбросила все это в корзину для бумаг.
— Вчера вечером у меня были гости.
— Сколько гостей?
— Это вас не касается.
— Билл Ларнер был у вас?
— Это вас тоже не касается. Впрочем, мы сфотографировались год назад и с тех пор успели поссориться.
На буфете стояла бутылка ликера и рюмка. Адриен налила себе ликера, но им выпить не предложила, потом взяла сигарету, закурила и рукой взбила волосы на затылке.
— Послушайте, дорогая…
— Я вам не дорогая.
— Было бы горадо разумнее с вашей стороны разговаривать со мной более любезно.
— Этого еще не хватало, черт побери!
— Я понимаю, что у вас не было плохих намерений. Ларнер попросил вас приютить его и двух его друзей. Скорее всего, он и не сказал вам, что это за люди.
— Можете плести все, что вам будет угодно. Торанс красноречиво поглядел на Мегрэ, словно говоря: «Видите, как она разговаривает!» Но Мегрэ терпеливо продолжал:
— Вы француженка, Адриен?
— Она бельгийка, — вмешался Торанс. — Я нашел в ее сумочке удостоверение личности. Она родилась в Анвере и живет во Франции пять лет.
— Другими словами, мы можем отобрать у вас вид на жительство. Я полагаю, вы работаете в ночном кабаре?
— Она танцовщица в «Фоли-Бержер», — сказал Торанс.
— Ну и что? Если я танцую в кабаре, это вам не дает еще права врываться ко мне, словно в хлев!
— Послушайте меня, Адриен. Я не знаю, что вам тут наговорил Ларнер, но, во всяком случае, правду о своих друзьях он вам, наверно, не сказал. Вы говорите по-английски?
— Для моей работы вполне достаточно.
— Тех двух типов, которые у вас ночевали, ищут по обвинению в убийстве. Понимаете? А это значит, что и вас будут судить за соучастие в преступлении, поскольку вы их приютили. Вы знаете, какой срок за это дают?
Удар попал в самую точку. Адриен перестала ходить по комнате и с тревогой посмотрела на Мегрэ.
— От пяти до десяти лет тюрьмы.
— За что? Я ничего дурного не сделала.
— Я в этом убежден, именно поэтому я вам говорю, что вы ведете себя глупо. Помогать друзьям — дело, конечно, хорошее, но только если за это не приходится платить такой ценой.
— Вы пытаетесь заставить меня говорить?
— Того типа, который поменьше ростом, звали Чарли?
Она не стала возражать.
— А другой — Тони Чичеро?
— Их я не знаю. Но Билл никогда никого не убивал, в этом я уверена.
— Я тоже. Я даже убежден, что Билл помогал им против своей воли.
Она взяла бутылку, налила себе еще полрюмки ликера и чуть было не предложила Мегрэ, но, передумав, пожала плечами.
— Я знаю Ларнера много лет, — сказал Мегрэ.
— Он только два года назад приехал во Францию.
— Но пятнадцать лет назад мы завели на него карточку в нашей картотеке. Мне сегодня уже сказали про него, что он джентльмен.
Нахмурив брови, она настороженно наблюдала за ним, все еще боясь попасть в ловушку.
— Чарли и Чичеро прятались у вас два, а то и три дня. У вас есть холодильник? Торанс снова вмешался:
— Я об этом тоже подумал. В кухне стоит холодильник. Он битком набит продуктами: два холодных цыпленка, половина окорока, почти целый круг колбасы…
— Вчера вечером, — продолжал Мегрэ, — им что-то сообщили по телефону, и они поспешно уехали все втроем.
Она села в кресло, и со скромностью, которой от нее нельзя было ожидать, плотнее запахнула пеньюар.
— Они вернулись по среди ночи. Я убежден, что они изрядно выпили. Насколько я знаю Билла Ларнера, он, наверное, на пился как следует, потому что присутствовал при сцене, которая не была рассчитана на его нервы. Торанс ходил взад и вперед по квартире, и Адриен с раздражением воскликнула:
— Да что вы мечетесь, как маятник! Потом, обернувшись к Мегрэ, спросила:
— Что же, по-вашему, было дальше?