— Я слышала отвратительные вещи о чикагских тюрьмах…
— Вам следовало раньше подумать, прежде чем приступать к этой затее с преследованием.
Может, сказалось напряжение бессонных ночей или скачок сахара в крови от всей потребленной паршивой пищи. А больше похоже на страх потерять все, ради чего она трудилась. Пайпер поникла головой, сняла очки и приложила костяшки пальцев к сухим щекам, будто собралась заплакать, чего тыщу лет не стала бы делать, неважно, какое горе бы ее ни постигло.
— Я не хочу в тюрьму, — всхлипнув, сказала она. — Мне даже штрафную квитанцию никогда не выписывали. — Ложь на настоящий момент, но она превосходный водитель, а ограничения на скорость на магистралях в этом городе просто идиотские. — Что там со мной будет, как считаете?
— Не знаю, да и мне наплевать.
Несмотря на бравурные слова, Пайпер уловила колебание и за него уцепилась.
— Ну ладно, вызывайте их хоть сейчас, поскольку неважно, как сильно ни стараюсь, я ничего не могу поделать с собой.
— Не стоит так говорить.
Неужели в его голосе сквозит легкое смущение? Она выдавила еще всхлип и потерла глаза.
— И врагу бы не пожелала страдания от такой любви.
— Это не любовь, — выговорил Грэхем с отвращением в голосе. — А сумасшествие.
— Вот и я говорю. Это абсурд. — Пайпер мазнула рукой под совершенно сухим носом. — Как можно полюбить кого — то с первого взгляда?
— Нельзя.
Пока ее не выставили, она не сдавалась.
— А вы не можете передумать? Только на неделю, пока новые таблетки не восстановят мою психику.
— Нет.
— Конечно, вы не можете. И я желаю вам всего самого наилучшего. Не смогу вынести саму мысль, что вы корчитесь от страха, боитесь покинуть свою квартиру, потому что боитесь встретить меня…
— Да не боюсь я…
— Уверена, я способна выжить в тюрьме. Насколько меня запрут, как думаете? Есть ли малейший шанс, что вы… Неважно. Будет чересчур попросить вас навестить меня, пока я буду за решеткой?
— Да вы совсем сбрендили.
— О, да. Но безобидно. И помните, явление это временное.
Пайпер пустилась во все тяжкие. Раз уж терять ей нечего, она могла бы пойти ва — банк.
— Если бы я физически привлекала вас… Но ведь нет, правда?
— Нет!
Его негодование обнадеживало.
— Тогда я не стану предлагать… сексуально вас удовлетворить.
Фу — у–у! Когда все закончится, она вымоет себе рот с мылом.
— Да вам реально помощь требуется, — прорычал Грэхем.
Подошел к двери и вызвал своего громилу. И спустя несколько минут Пайпер очутилась на улице.
И что теперь?
Купер немало встречал чокнутых на своем спортивном веку, но у этой особы явно не все дома и крыша съехала. Одно он мог сказать насчет леди, хотя… Она вообще — то прямолинейна. Вот взяла и выставила свое сумасшествие напоказ перед всем миром.
Нужно бы вернуться в клуб на танцпол, однако Купер оставался за столом. После двух месяцев работы заведения его офис все еще пах незнакомо: не резиной и потом, не специально составленными болеутоляющими смесями и не слабым запахом хлорки от стирки. Их заменили запахи бумаги и краски, новой обивки и картриджа принтера. Но как бы Купер ни скучал по знакомой вони, он не позволил себе застрять в прошлом. Открытие «Спирали» — его вызов миру: он никогда не станет еще одним конченым спортсменом, который не находит ничего лучшего, чем запечатать себя в дикторской кабинке и вещать всякое дерьмо об играх, уже недоступных ему как игроку. Ночные клубы — его новая деловая сфера, и «Спираль» только начало. В стремлении построить собственную империю, как и в футболе, провал даже не брался в расчет.
Купер набрал в строке поиска «Эсмеральда Крокер». Судя по «зеленой карте», ей было тридцать три, но выглядела она гораздо моложе. Он перешел к следующей странице и в итоге нашел ее имя в списке выпускников Мидлсекского университета в Лондоне. Никакой другой информации. И нет фото, демонстрирующего этот безумно широкий рот, твердый подбородок или лукавые глаза с почти точным оттенком упаковки печенья с голубикой «Поп — тартс» — глаза, которые решительно зазывали окунуться вместе с ней в ее чокнутый мир.
Будь Купер не столь разозлен, то посмеялся бы над предложением «удовлетворить его сексуально». Вот уж не нужны ему лишние психопатки в жизни. Помимо прочего, после того, как восемь лет его имя мозолило глаза во всех таблоидах, Купер на время завязал с женщинами.