Пепек угрюмо катал по столу крошки разбитыми в кровь пальцами.
- Выходит, и у него тоже все развязалось... да...
- А... будут продолжать работы... чтобы его хотя бы вытащить?
Пепек покачал головой.
- Какое там! Те трое давно задохлись, как мыши... Мы еще в душевой мылись - ясно, не до мытья нам было,- пришел Андрее и говорит: "Ребята, так и так, восемнадцатому конец пришел, работы на время там прекращены". Пласты будто бы в движение пришли, и всякое такое. Мы и сами видели, как в восемнадцатом кровля проломилась - рядом с Хансовым штреком; да и в кровле все время признаки такие были, что там еще что-нибудь случится; и потому решили подождать. Хотели сами твердо увериться, что больше ничего сделать нельзя. И дождались. Минут через семь вверху ухнуло, ну и произошел обвал; стойки, брат, ломались, как спички, и запальщик говорит: "Ну, ребята, теперь можно и по домам". Эю около половины восьмого было.
Пепек поскреб лохматую голову.
- А у Адама могилка, скажу тебе, Станда, - вагоны камня! Уж, верно, нога у него не торчит наружу, как тогда, когда я его напоследок видел. И все мне думается - когда же его отбойный молоток остановился? - вырвалось у Пепека, и он встал, лицо его сморщилось. - Я сейчас приду...
У Станды вдоль носа ползет детская слезинка.
Адам, Адам... Станда пытается представить себе его, длинного и сутулого, как он, уставясь куда-то, неподвижно глядит из глубоких глазниц, но вместо этого видит Адама с маской на голове, резиновый хобот раскачивается важно, с достоинством, Адам похож на какого-то бога со слоновьей головой - настоящее привидение. Или его отражение в стеклянном шаре - широкая расплющенная голова, точно ее кто-то сдавил, а под ней тоненькие ножки... "Как мало, собственно, мы о нем знали",- думает Станда, и горло его сжимается. Как мало знает человек о человеке - и все же, когда кто-нибудь умрет, то кажется, что умерла частица тебя самого.
Пепек вернулся, глаза у него красные, он усердно сморкается.
- Ты не думай, Станда, - подозрительно бормочет он, - мы сделали все, что могли, чтобы достать Адама, хотя он наверняка уже отдал душу богу. Ты не видел, что ребята выделывали, прямо голыми руками камни эти рвали; но когда Андрее сказал "назад", ничего нельзя было поделать. И после, как все рухнуло, никто не хотел с места тронуться; мы поставили лампочки около себя, чтобы осветить последний путь Адаму, и дед Суханек от всех нас по-шахтерски помолился. Вверху все время трещало в разных местах, то и дело камни сыпались... Что ж, хорошие у Адама были похороны. Ханс отдавал честь, и у него текли слезы... он их совсем не стыдился, - добавил Пепек, вытирая глаза. - Андрее тоже хлюпал носом, а Матула ревел, как девка. И потом Мартинек сказал: "Ну, прощай, Адам..." И мы оставили ему зажженную лампочку, - ну, вроде неугасимой лампады, чтобы ему не так темно было. Да, славная была команда. Никто не поверит, как мы сдружились; сказать по правде, складно у нас дело шло, когда были мы все вместе - Адам, Мартинек, ты, Матула, Ханс, Суханек, Андрее... Теперь кончено. Адам остался внизу, а ты пойдешь учиться... Я тоже стану учиться, Станда, - как-то смущенно признался Пепек. - Ребята говорят, что мне надо сдать на забойщика, Андрее обещал помочь... Да, - спохватился он, - чтоб не забыть. Вот я тебе тут принес... - Пепек извлек из кармана грязный обрывок газеты.-Может, в больнице тебе на глаза не попалось... Есть тут о тебе статейка...
Стаида покраснел, готовый провалиться сквозь землю.
- Я знаю,- торопливо забормотал он.- Мне так досадно, Пепек... Ведь это такой позор... от меня вам было так мало толку...
Пепек пожал плечами.
- Н-да, не в этом дело. Сейчас, к примеру, будут говорить, что Адам был герой; а если бы он вернулся, сказали бы; ну что ж, выполнял свой долг, все равно как Андрее или Суханек, но тех троих он всетаки не спас. Так о чем же разговор. Никакого геройства сделать нельзя, дружище; это может только случайно получиться, по крайней мере в шахтах. Да и мы-то ведь лезем не из храбрости, а просто потому, что надо. Ты думаешь, кто-нибудь полез в эту кашу из геройства? Никто и не подумал. К примеру сказать, я: я знал засыпанного Кулду, - это у которого семеро ребят. Само собой - пошел... И Кулда пошел бы ради меня, так чего тут... Да ты спрячь газету-то. Для такого молокососа и это неплохо, а думал ты по-хорошему... Скажу прямо - мы радовались за тебя, и Андрее эту газету все в кармане таскал. Но больше всех радовался бедняга Адам - он раза три, не меньше, перечитал и говорит: "Слушайте, ребята, это надо Марженке показать...".
