Станда впивается ногтями в ладони - от боли и... от чего-то, похожего на стыд.
- А что... Адам?
Девчурка тем временем уселась верхом папе на шею, как на коня, и крепильщик подставляет ей ладони вместо стремян.
- Да что Адам... в том-то и загвоздка. Такой умный человек, а тут будто слепой. Не знаю, заметил ли ты: он никогда на Марию и не взглянет, уставится в землю и бормочет, точно боится глаза на нее поднять, что ли. Да вот вчера, когда мы на-гора поднялись,- она глаз с него не спускает, а он глядит в землю, как дурак. Не по душе мне, что вчера он пришел к нам в трактир. Не следовало ему этого делать; но Пепеку вечно дурь в голову лезет... Нам бы всем по домам сидеть, ведь и жены на нас право имеют, не так ли? Но раз Пепек сказал "всей командои", - хоть тресни, а ничего не поделаешь; даже Адам пришел, хоть и не пьющий... Я думаю, как это было неприятно Марии... Вон и моя, - ведь понимает, в чем дело, а тоже сказала: не знала я, мол, что тебе команда дороже. Понятно, бабе всего не растолкуешь. Да, ошибка вышла. Если бы Адам остался дома... не знаю. Впрочем, и так могло быть, что уставился бы он опять в пол своими буркалами, а потом сказал бы - доброй ночи, Марженка, да и залез бы под перину. Трудное дело, когда оба такие гордые; никто не хочет и... не может первый начать...
Девочка съехала по отцовской спине, обхватила его шею ручонками и прижалась к ней лицом.
- Поносить тебя, Верунка?
- Нет, - сонно и блаженно вздохнула она.
- Гордые - да, оба гордые,- продолжал крепильщик, помолчав,-Понимаешь, они, наверное, друг с другом и не жили, вот в чем дело. Если бы жили, так и гордость прошла бы, ого! Всякая гордость - она так людей отдаляет... и трудно ее перешагнуть, друг ты мой. И чем дольше это тянется, тем больше люди отходят друг от дружки. И после уж очень трудно поправить дело.
- Ты думаешь, Адам ее... все еще любит?
- Конечно. Всякому видать, как его любовь гложет. Когда при нем о женщинах пойдет болтовня, так у него все лицо скривится, кажется, будто на дыбе его пытают. А знаешь, если бы он хоть разок поднял дома свою баранью башку да повел бы себя как мужчина, - господи, сразу бы увидел: Мария размякла как воск... Такая красивая женщина, братец ты мой!
- Красивая, - жалобно пробормотал Станда.
- Это с какой стороны подойти. Для Адама она, наверно - как икона на алтаре. Ты, Станда, понятия не имеешь, как шахтеры до баб охочи,- Пепек мог бы тебе порассказать. Я вот, правда, больше к деревенскому привержен и к таким делам не склонен. Да и жену свою люблю, что ж. Но Адам... да, по нему видно, что может любовь сделать с человеком... Погляди-ка, уснула?
Станда взглянул па Верунку - в щелке между веками у нее виднелись полоски белков.
- Засыпает, - шепнул он.
Крепильщик начал слегка раскачиваться, убаюкивая дочку.
- Что ж, любовь - нет ее сильнее, покамест двое врозь живут; а поженились да дети пошли, тут уж не это главное; приходится любовь делить на всех, как хлеб. Адаму вот как нужны дети, чтобы он мог раздать свою большую любовь. Ты заметил, Станда, когда Адам иной раз улыбнется, так сразу видно: ей-богу, каким счастливым мог быть этот человек, если бы ему хоть чуточку повезло! - Мартинек нахмурился. - Но теперь его черед сделать первый шаг. Мария такой шаг сделала - пришла его встретить, да и вообще. Не может же он от нее требовать, чтобы она ему прямо сказала - я твоя. Через столько лет это трудно. Он сам должен что-нибудь сделать...
- Я думаю, - нерешительно сказал Станда и весь покраснел от волнения, - я думаю, как раз потому-то Адам и вызвался, понимаешь, хотел показать ей... что он герой, что ли. Знаешь, он глядит на нес словно бы снизу вверх - просто ужас... и всегда чувствует себя перед ней черным шахтером, - он сам мне говорил. Вот потому он... только ради нее, понимаешь? Чтоб этим заслужить ее уважение и... любовь, как ты думаешь?
Крепильщик долго молчал и щурил глаза, размышляя.
- Что ж, какая-то доля правды в зтом есть. Герой ты там или нет - об этом обычно и не думаешь; но если это ради женщины... Вот видишь, вздохнул он удовлетворенно, - тогда выходит, что Адам тоже сделал первый шаг, чтобы сблизиться с Марией! Стало быть, это было с обеих сторон... Я буду очень рад за Адама. Вот почему он, бедняга, так старался под землей. Смотри-ка, а мне бы и в голову не пришло! Я жене скажу, пусть она Марии вроде как намекнет,- да, мол, милая моя, твой Адам - как это ты сказал? герой? Ну, хоть бы и герой, - бормотал Мартинек. - Только мы на это не так смотрим.
