- Мартинек, - произносит читающий газету, - какой это, крепильщик или тот, льготецкип Мартннек?
- Да вроде крепильщик, - равнодушно отвечает второй. - Льготецкий болен.
- Ага. Я этого крепильщика знаю.
И больше ничего. Человек перевернул газетную страницу и стал просматривать объявления. Вот и все. "Ага, я его знаю". А тс, кто его не знает, даже не скажут "ага" и перевернут страницу...
Станде вдруг становится горько, он разочарован.
Не станет он показывать газету Мартинеку...
Мартинек встречает Станду широкой улыбкой; он сидит на крылечке и держит между колен голубоглазую девчушку с двумя золотыми косичками вылитый отец, но до того маленькая, хрупкая, что просто смешно: от земли не видать, а осмеливается походить на такого великана!
- Как тебя зовут?
- Ну, скажи, Верунка, - подбодряет отец, похлопывая девочку по животику.
- Верунка, - беззвучно шепчет ребенок, не сводя изумленного взгляда с господина в воротничке.
- Я тебя с утра ждал, - приветливо говорит крепильщик. - Такой чудесный день...
- Что ты делал?
- Ничего. Понимаешь, когда у тебя дети... Даже за табаком не сходил. Мы с Верункой тут читали, правда, Верунка?
Девчушка кивнула и прислонилась к отцовским коленям.
- Я тоже принес тебе прочесть кое-что, - говорит Станда с самым небрежным видом и подает Мартинеку газету.
Крепильщик читает, и на его спокойном лице не дрогнет ни одна черточка.
- Так... - произносит он в конце концов и, тыкая толстым пальцем в газету, обращается к дочери: - А ну-ка, Верунка, сумеешь вот это прочитать?
- Ян... Мар-ти-нек, - читает по слогам ребенок.
- А ты знаешь, кто это?
- Папа, - вздыхает девочка, поднимая на него глаза.
Крепильщик Мартинек так и просиял от восторга.
- Ну вот, видишь, как ты хорошо читаешь! Ты не можешь оставить мне газету, Станда? Чтобы мне не ходить. Я бы для детей спрятал.
- Конечно, - великодушно соглашается Cтанда; он совсем забыл, что обещал принести газету Марин.
Мартинек встает, ростом он почти в два метра, и дочурка обхватила его ногу, как столб.
- Хочешь, мальчишку своего покажу?
Мальчика держит жена Мартинека; на руках у матери ребенок кажется чересчур большим; она маленькая и совсем некрасивая - ну разве что милая,решает Станда. Мальчик смотрит на Станду серьезно, почти строптиво.
- Гонза, Гонзик, ку-ку, - улыбается великан Мартинек, и пухлый карапуз поворачивает к нему круглую головенку, заливаясь восторженным смехом.
Мартинекова смотрит счастливыми глазами на своего огромного мужа; господи, ну что из того, если она некрасива! Станде здесь нравится, он чувствует себя словно в деревне.
- Кем будет мальчик? Шахтером? - спрашивает он у крепильщика.
- Как бы не так, - улыбается Мартинек, - я его в шахту не пущу. Вот лесником - дело другое. А если уж плотником, так чтобы дома строил. Прекрасная работа. Эх, друг, мне бы опять плотничать на земле... Понимаешь, люблю я воздух и простор. Вот бы крестьянствовать, да... с лошадьми...
Мартинек уже не в маленькой кухоньке,-он в поле, и оглядывает его голубыми лучистыми глазами; тут и пара лошадей, впряженных в плуг. Что делать с мальчонкой? Посадить бы его прямо без штанишек на пристяжную то-то бы завизжал Гонза от радости! Молодой великан махнул широкой лапой.
- Пошли на волю, Станда?
Они оба сидят на крылечке, девчурка карабкается по отцовской спине, по могучей розовой шее и съезжает вниз, так что задираются юбочки.
- Ты вот говоришь, Адам, - начинает крепильщик, довольно щурясь на солнышко.- Моя жена знакома с Марией... Она, Мария-то, иной раз заходит к детям. Ей бы детей нужно, это для нее самое главное; я полагаю, их ей больше всего недостает, хотя всяко бывает, может у нее и не могло быть детей.
- А Пепек говорит, - неизвестно чему возражает красный от смущения Станда,- что Адам с ней... собственно... и не жил никогда.
- Много люди знают, - улыбается Мартинек. - Жил или нет, он об этом никому не скажет. Он человек не глупый и ждет - бывает, переменится что на сердце у женщины, а почему - она и сама не знает. Намекала недавно Мария моей жене - мол, чего не было, то еще может быть. Понятное дело, о чем только женщины между собой не толкуют! Моей подумалось, что Мария хочет сказать, будто теперь у нее могут быть дети. А вчера моя была у нее побежала меня искать... - так Мария, говорит, словно в горячке, все "Адам" да "Адам", как бы с ним чего не случилось, да что раньше она не знала, какой он, и что всю жизнь будет себя попрекать... словом, будто спятила. Кто-то ей сказал, что Адама не хотели брать как женатого, а он нарочно пошел... Так моя говорит, такого еще и не видывала: застыла Мария, слезы побежали ручьем, и все себя винит: никогда, мол, она Адама не хотела, была у нее одна любовь - она поклялась в верности тому, первому, только сейчас, говорит, видит... Вот как с ней дело-то обстоит, так и знай.
