Первая любовь королевы - страница 30
Что и говорить, многие, а особенно те, что были лучше других осведомлены, сомневались в способности короля зачать ребенка, и неожиданная беременность королевы, возникшая на седьмом году брака, внушала много подозрений. И нелепое совмещение имен Маргариты и Сомерсета, почести, возданные герцогу на банкете в Гилдхолле, многих заставили пожать плечами. Даже глупцу ясно, что Сомерсет в большой милости у королевы, может, даже в большей, чем допускает нравственность. А король что? Всем видно, что этот несчастный слабый государь мало что смыслит.
Француженка спелась с герцогом и крутит супругом как вздумается…
Было от чего некоторым англичанам горько вздохнуть. Видит Бог, многим в Англии пришлось несладко, когда управлять взялся Эдмунд Бофор, властитель несгибаемой воли и необузданной жестокости; ему кланялись ниже, чем даже королю, взгляда его ледяных глаз боялись, ибо он управлял страной как своей вотчиной, душил любое неповиновение, был деспотом до мозга костей, и лишь королева в его присутствии расцветала… Многие, очень многие в Лондоне никак не могли дождаться, когда же этот всесильный герцог уедет, наконец, в Кале.
Королева же, вернувшаяся из Гилдхолла в Вестминстер, ночью сорвала сонетку, сзывая на помощь камеристок и фрейлин. Ей сделалось так дурно, что Маргарита, очень редко болевшая, сочла, что умирает. Мучительная рвота выворачивала ей внутренности; королева была почти без памяти, и пульс у нее едва прощупывался.
Ее личный лекарь, прибежавший на переполох, мрачно сообщил встревоженному сэру Клиффорду:
— Нет никакого сомнения: в еду ее величества или в питье была подброшена щепотка мышьяка.
Синьора Барди провести было трудно. Возможно, злоумышленники считали, что бурная рвота и приступы желудочных болей покажутся всего лишь осложнениями, которые бывают при беременности, однако итальянский лекарь разбирался в ядах лучше, чем в лекарствах, и отличал недомогание от отравления. Маргарите промыли желудок молоком, затем дали противоядие — взбитый яичный белок, и мало-помалу боли отступили.
— Доза была мала, чтобы причинить смерть, — сказал лекарь нахмуренному Хьюберту Клиффорду, — но не исключено, что у королевы намеревались вызвать выкидыш.
— И, возможно, отравитель здесь, среди ее людей, — сказал Клиффорд, и желто-карие его глаза потемнели до черноты. — Или он был в Гилдхолле?
— Да хранит Бог нашу королеву, — пробормотал Барди.
Сэр Клиффорд настойчиво пытался прикинуть, кто из приглашенных в Гилдхолл имел возможность сотворить такое злодейство, но это, конечно же, было напрасным делом: там околачивалось столько случайных людей, столько прислуги — разве можно проверить всех? Королеве следует в дальнейшем быть осторожной и на званых приемах не есть. Однако чутье все же подсказывало Клиффорду, что злоумышленник где-то поблизости, рядом с ним, и направляет его, скорее всего, рука герцога Йорка.
— Кое-кому очень помешает ваше будущее дитя, моя королева, — сказал он мрачно.
Маргарита провела рукой по животу — какое счастье, что ребенка она не потеряла! — и в глазах ее мелькнул ужас:
— Немедленно известите герцога Сомерсета, сэр, он примет меры!
Клиффорд, не показывая неудовольствия, качнул головой, но твердым голосом, с полной убежденностью заявил, что никто, даже сам лорд Бофор, не разберется с этим делом лучше, чем он сам.
— Но вы же не уберегли меня от нынешнего покушения, — заметила королева.
— Только потому, что вы, ваше величество, по неосторожности ели на банкете. — Его зубы хищно сверкнули: — Здесь, в Вестминстере, этого никогда не случилось бы, и залог тому — моя голова.
