Первая Кровь - страница 9

Рэмбо не ус­то­ял пе­ред ис­ку­ше­ни­ем.

– Нет.

– Тогда за­чем ты все это ска­зал?

– Надоели веч­ные рас­спро­сы нас­чет бо­ро­ды.

– А по­че­му ты от­рас­тил бо­ро­ду?

– У ме­ня раз­д­ра­же­ние на ли­це и мне нель­зя брить­ся.

Добзин слов­но по­лу­чил по­ще­чи­ну.

– Ну, по­жа­луй­, я сам на это нап­ро­сил­ся, – ска­зал он че­рез не­ко­то­рое вре­мя, мед­лен­но рас­тя­ги­вая сло­ва. – Вер­но, Уилл? – Он ко­рот­ко хи­хик­нул. – Взял и сел в лу­жу. Это уж точ­но. Да, да. – Он по­же­вал та­бак. – Так ка­кое у те­бя об­ви­не­ние, Уилл?

– Их два. Бро­дяж­ни­чес­т­во и соп­ро­тив­ле­ние арес­ту. Но это для на­ча­ла, прос­то что­бы его за­дер­жать, по­ка я вы­яс­ню, не ра­зыс­ки­ва­ют ли за что-ни­будь это­го пар­ня. Лич­но я ду­маю, что его ра­зыс­ки­ва­ют за кра­жу.

– Займемся сна­ча­ла бро­дяж­ни­чес­т­вом.

Это так, сы­нок?

Рэмбо от­ве­тил, что нет.

– У те­бя есть ра­бо­та? Ты рас­по­ла­га­ешь сум­мой боль­ше де­ся­ти дол­ла­ров?

Рэмбо ска­зал, что нет.

– Тогда ни­че­го не по­де­ла­ешь, сы­нок. Ты бро­дя­га. За это по­ла­га­ет­ся пять су­ток тюрь­мы или пять­де­сят дол­ла­ров штра­фа. Что вы­бе­решь?

– Я толь­ко что ска­зал, что у ме­ня нет де­ся­ти, где же черт возь­ми, я возь­му пять­де­сят?

– Ты на­хо­дишь­ся в за­ле су­да, – ска­зал Доб­зин, рез­ко нак­ло­нив­шись впе­ред. – Не по­тер­п­лю бран­ных вы­ра­же­ний в мо­ем су­де. Еще од­но на­ру­ше­ние, и я на­ка­жу те­бя за не­ува­же­ние к су­ду. – Он умолк и при­нял­ся с за­дум­чи­вым ви­дом же­вать та­бак. – Мне так бу­дет труд­но сох­ра­нить бес­п­рис­т­рас­т­ность, ког­да при­дет­ся вы­но­сить при­го­вор по вто­ро­му об­ви­не­нию. Я имею в ви­ду соп­ро­тив­ле­ние арес­ту.

– Невиновен.

– Я те­бя еще не спра­ши­вал. По­дож­ди, ког­да спро­шу. Что там с соп­ро­тив­ле­ни­ем арес­ту, Уилл?

– Я его по­доб­рал, ког­да он пы­тал­ся сесть в по­пут­ную ма­ши­ну, и сде­лал одол­же­ние, вы­ве­зя за го­род. Я по­ду­мал, для всех бу­дет луч­ше, ес­ли он у нас не за­дер­жит­ся. – Тисл по­мол­чал. – Но он вер­нул­ся.

– У ме­ня на то есть пра­во.

– Я опять увез его из го­ро­да, а он сно­ва вер­нул­ся, а ког­да ве­лел ему сесть в мою ма­ши­ну, он от­ка­зал­ся. И под­чи­нил­ся толь­ко под уг­ро­зой при­ме­не­ния си­лы.

– Думаете, я сел в ма­ши­ну, по­то­му что ис­пу­гал­ся вас?

– Он не хо­чет наз­вать свое имя.

– А за­чем оно вам?

– Говорит, что у не­го нет до­ку­мен­тов.

– За ка­ким чер­том они мне нуж­ны?

– Хватит, хва­тит, я не мо­гу си­деть тут веч­но и слу­шать, как вы пре­пи­ра­етесь, – прер­вал их Доб­зин. – Моя же­на боль­на, и я дол­жен был в пять уже быть до­ма и го­то­вить де­тям обед. Трид­цать су­ток тюрь­мы или штраф двес­ти дол­ла­ров. Что вы­би­ра­ешь, сы­нок?

– Две сот­ни? Гос­по­ди, я же толь­ко что ска­зал, что у ме­ня и де­ся­ти нет.

– Тогда трид­цать пять су­ток тюрь­мы, – объ­явил Доб­зин, под­ни­ма­ясь и рас­сте­ги­вая сви­тер. – Я хо­тел от­ме­нить пять су­ток за бро­дяж­ни­чес­т­во, но ты ве­дешь се­бя ху­же не­ку­да. Мне по­ра. Я опаз­ды­ваю.

Кондиционер за­жуж­жал и заг­ро­хо­тал пу­ще преж­не­го, и Рэм­бо те­перь не знал, от­че­го он дро­жит – от го­ло­да или от ярос­ти.

– Эй, Доб­зин, – вы еще не спро­си­ли, ви­но­вен ли я в соп­ро­тив­ле­нии арес­ту, – ска­зал он.

Рэмбо нап­ра­вил­ся бы­ло об­рат­но в ка­би­нет Тис­ла.

– Ну, нет, те­перь сю­да, – ска­зал Тисл и ука­зал на пос­лед­нюю дверь спра­ва, с ре­шет­кой в ма­лень­ком ок­не ввер­ху. Он хо­тел от­пе­реть ее клю­чом, но тут за­ме­тил, что дверь при­от­к­ры­та на чет­верть дюй­ма. Не­до­воль­но по­ка­чав го­ло­вой­, Тисл рас­пах­нул дверь, Рэм­бо уви­дел лес­т­ни­цу с же­лез­ны­ми пе­ри­ла­ми и це­мен­т­ны­ми сту­пе­ня­ми. На по­тол­ке го­ре­ли лю­ми­нес­цен­т­ные лам­пы. Рэм­бо во­шел, Тисл тут же пос­ле­до­вал за ним и за­пер дверь. Они ста­ли спус­кать­ся, соп­ро­вож­да­емые двой­ным эхом.

Рэмбо из­да­ли ус­лы­шал шум льющей­ся во­ды. Це­мен­т­ный пол был мок­рый и от­ра­жал флю­орес­цен­т­ные ог­ни, у даль­ней сте­ны то­щий по­ли­цей­ский по­ли­вал из шлан­га пол ка­ме­ры. Уви­дев Тис­ла и Рэм­бо, он пе­рек­рыл во­ду.

– Голт. – Го­лос Тис­ла отоз­вал­ся гул­ким эхом. – По­че­му вер­х­няя дверь опять от­пер­та?