– Я начальник полиции.
– Это недостаточно веская причина.
– Это самая веская причина в мире, – сказал Тисл и подождал, пока от лица отхлынет жар. – Покажи мне свой бумажник.
– Не ношу…
– Покажи свои документы.
– Тоже не ношу.
– Ни удостоверения личности, ни карточки социального страхования, ни призывной карточки, ни свидетельства о рождении, ни…
– Совершенно верно, – прервал его парень.
– Ты мне не пудри мозги. Предъяви документы.
Парень даже не удостоил его взглядом. Он смотрел на висевшую на стене медаль.
– Медаль за Корею. Вы им там дали жару, а?
– Хватит, – сказал Тисл. – Встать.
Медаль он заслужил в жестоких боях. Тогда ему было двадцать лет, и он не позволит мальчишке, который выглядит не старше двадцати, смеяться над ним.
– Встать. Мне надоело все повторять тебе дважды. Встань и выверни карманы.
Парень пожал плечами и очень медленно встал. Вывернул карманы джинсов, в которых ничего не оказалось.
– Ты не вывернул карманы куртки, – заметил Тисл.
– Боже мой, вы правы, – В карманах куртки оказались два доллара двадцать три цента и пакетик GO Спичками.
– Зачем тебе спички? – спросил Тисл. – Ведь ты сказал, что не куришь.
– Мне нужно разводить костер, чтобы приготовить пищу.
– Но у тебя нет ни работы, ни денег. Где ты берешь пищу?
– Какого ответа вы от меня ждете? Что я ее краду?
Тисл посмотрел на спальный мешок парня, прислоненный к скамье, недоумевая, где могут быть документы. Он развязал мешок и развернул его на полу. Внутри оказались чистая рубашка и зубная щетка. Когда он начал прощупывать рубашку, парень сказал:
– Эй, я эту рубашку долго гладил. Постарайтесь не помять.
И тут Тисл вдруг почувствовал, что чертовски устал от этого парня.
Он нажал на кнопку интеркома на столе.
– Шинглтон, ты видел этого парня, когда он проходил. Передай по радио его описание полиции штата. Скажи, я хочу, чтобы его идентифицировали как можно быстрее. Потом взгляни, не соответствует ли он какому-нибудь описанию в наших досье. У него нет ни работы, ни денег, но выглядит он упитанным. Я хочу знать, как ему это удается.
– Значит, вы решили пойти на обострение, – сказал парень.
– Ошибаешься. Это не я решил.
В кабинете мирового судьи стоял кондиционер. Время от времени он жужжал и погромыхивал, и так сильно охлаждал воздух, что Рэмбо начал дрожать. На человеке за столом был просторный голубой свитер. Его звали Добзин, о чем свидетельствовала табличка на двери. Он жевал табак, но, увидев Рэмбо, перестал.
– Ну, будь я… – сказал он, скрипнув вращающимся креслом. – Когда ты мне звонил, Уилл, ты должен был сказать, что в город приехал цирк.
Ну началось. Везде одно и то же. Всегда. Дело принимало поганый оборот, и он понимал, что ему следует уступить, иначе эти люди могут причинить ему массу неприятностей. Однако ж ему снова швыряют в лицо дерьмо, снова не дают житья, и будь он проклят, если снова смирится с этим.
– Послушай, сынок, – сказал Добзин. – Я должен задать тебе один вопрос, я просто не могу его не задать. – У него было очень круглое лицо. Когда Добзин говорил, он языком запихивал табак за одну щеку, отчего она вспухала. – Я вижу ребят по телеку, они демонстрируют, бунтуют и вообще…
– Я не хожу на демонстрации.
– Интересно, у тебя не чешется от волос шея?
Всегда они спрашивают одно и то же.
– Раньше чесалось.
Добзин почесал бровь, обдумывая свой ответ.
– Да, наверное, ко всему можно привыкнуть, если, конечно, очень захочешь. А борода? Чешется под ней в такую жару?
– Бывает.
– Тогда зачем ты ее отрастил?
– Мне нельзя бриться из-за раздражения на лице.
Стоявший у двери Тисл, хихикнул.
– Погоди секунду, Уилл, быть может, он говорит нам правду.