Первая гражданская война в Риме - страница 75
Новый режим укреплял связи со знатными фамилиями[770]. Луций Валерий Флакк, двоюродный брат союзника Мария, консула 100 г., стал преемником арпината после его смерти, а в 83 г. консулом стал другой нобиль - Луций Корнелий Сципион (см. ниже). Цинна выдал свою дочь за юного Цезаря[771], будущего диктатора, назначенного затем на должность фламина Юпитера взамен погибшего Корнелия Мерулы[772]. Цинна, таким образом, вероятно, давал понять, что не собирается оставлять пустующей столь важную для Рима магистратуру[773]. Но, с другой стороны, он стремился наладить отношения с одной из ветвей фамилии Цезарей (погибшие в ходе чистки 87—86 гг. Луций и Гай Цезари относились к другой ветви).
Как полагает М. Грант (2003, 18), заодно он пытался выстроить отношения и с Аврелиями, к которым принадлежала мать Цезаря. Однако последнее представляется весьма спорным — Гай Аврелий Котта находился в то время в изгнании и присоединился к Сулле (см. выше), а Луций Котта станет консулом лишь в 65 г., т. е. в середине 80-х гг. он был еще слишком молод, чтобы представлять интерес для Цинны как политический союзник; Марк Аврелий Котта достигнет консульства в 74 г., что с высокой степенью вероятности предполагает его принадлежность к сулланцам[774].
Как уже говорилось, положение жреца Юпитера было сопряжено со многими ограничениями, которые могли поставить под удар карьеру будущего диктатора[775]. С. Вайншток объясняет все очень просто — Марий[776] и Цинна исходили из своих интересов, а не интересов Цезаря, учитывая важность фламината. Однако логичнее, как кажется, предположить, что им было предпочтительнее иметь в качестве фламина Юпитера своего или, по крайней мере, лояльного им человека[777]. Пренебрежение же интересами последнего легко могло настроить его против них или их преемников, что представлялось нежелательным. Гораздо более вероятно, что Цезарь или, скорее, его родственники вряд ли сильно беспокоились из-за связанных с фламинатом ограничений. Еще в начале II в. они не помешали фламину Юпитера Л. Валерию Флакку стать претором (MRR I, 379) — хорошее достижение даже для нобиля, а пример Мерулы давал определенные основания надеяться и на консульство.
Светоний пишет о Цезаре как о destinatus (Div. lui. 1.1), Веллей Патеркул — как о creatus (II. 43. 1), т. е. о том, что Цезарь прошел процедуру инавгурации. Большинство историков предпочитает данные более обстоятельного Светония и полагает, что инавгурация во фламины Юпитера Гая Юлия так и не состоялась[778]. Связано это было, скорее всего, с молодостью Цезаря (см. Plut. Caes. 1.3).
Несомненно, авторитет новой власти должны были укрепить, как уже говорилось, меры по стабилизации денежного обращения, с одной стороны, и облегчения долгового бремени — с другой. Однако источники не позволяют с точностью судить о реакции элиты. Применительно к закону Валерия мы знаем благодаря Веллею Патеркулу лишь о недовольстве определенных кругов (явно ростовщических, среди представителей которых вполне могли быть и сенаторы), а к эдикту Гратидиана — о ликовании простых людей, тогда как о высших сословиях ничего не сообщается. Не исключено, что немало ростовщиков, до предела возмущенных lex Valeria, не испытывало никакой благодарности за стабилизацию монеты[779]. У многих же из тех представителей высших сословий, которые смогли на некоторое время избавиться от части долгов, эдикт Гратидиана породил глубокое разочарование, заставившее забыть о недавних послаблениях в связи с законом Валерия.
Однако в целом сенат, очевидно, сложившееся status quo устраивало[780]. Об этом свидетельствует его энергичное, хотя и безуспешное выступление против военных приготовлений Цинны и предложение переговоров Сулле. (Это лишний раз заставляет усомниться в гипотезе Э. Габбы о том, что в результате цензуры 86 г. в сенате стали преобладать «популяры» — такие люди имели бы все основания опасаться Суллы.) Любопытно, что источники, в целом весьма неблагосклонные к циннанцам, не сообщают о каких-либо репрессиях по отношению к оппозиции — это означало бы борьбу с большинством сената. С другой стороны, выполнять его волю Цинна и Карбон также не стали, но иного было трудно ожидать.
